— Я, товарищ командир, насчет новичка, липового новичка, Поедайло нашего...
— Почему липового?
— Какой же он новичок? Он на дивизионе гастролирует давно... Все части обошел.
— Да, говорят так. Но надо перевоспитать разгильдяя.
— Надо, конечно, но потребуются крутые меры. Самые крутые.
— Говорят, он одного боцмана уже... воспитал.
— Был такой случай, — Каркоцкий расхохотался — Вам уже сказали? Это шутка, конечно, но не далекая от правды... Он ведет нехорошие разговоры среди товарищей. Такие ужасы о войне рассказывает, что прямо запугал всех. Ведь наши матросы еще не обстреляны, глубинную бомбежку не испытали, и они...
— Верят ему?
Каркоцкий задумался. Я смотрел в его глаза и ждал ответа. Волосы у Каркоцкого были рыжие, бровей и ресниц не было видно, — бесцветные, они сливались с загорелым лицом, но в глубоко сидящих глазах читались ум и решительность.
— И верят и не верят. Кое-кто может и поверить. Есть же люди со слабым характером.
— Надо, чтобы его разоблачили как труса, — посоветовал я парторгу.
— Примерно в таком направлении я и ориентировал комсомольцев, но решил доложить вам.
— Правильно.
— Да еще этот липовый храбрец воспевает пьянство.
— Но списывать с корабля не будем. Он пойдет с нами в походы, — решил я.
— Мне кажется списывать нет необходимости. У нас народ хороший. Сумеем переварить такого «героя». Но горя, конечно, хлебнем с ним, — согласился со мной парторг.
Таким образом, по вопросу воспитания Поедайло наши мнения сошлись.
— Еще одно дело, товарищ командир, — проговорил парторг, встав со стула. — Подводная лодка «Агешка» вернулась из очень интересного похода.
Нельзя ли попросить командира побеседовать с нашими ребятами?
Мне очень понравилась мысль парторга, и я обещал завтра же поговорить с капитаном третьего ранга Кукуем.
Подводные лодки нашего дивизиона воевали активно; многие из них уже не раз возвращались из боевых походов с победами, которые сразу же становились известными всем подводникам соединения. Но и специальные беседы не теряли смысла и интереса. Подводники интересовались прежде всего подробностями, опытом, добытым нередко кровью своих товарищей.
Поход «Агешки» действительно был очень поучительным. Лодка охотилась за фашистскими кораблями в северо-западной части Черного моря. На седьмой день поиска она обнаружила транспорты противника. Приготовив к бою торпедные аппараты, она устремилась навстречу врагу. Ей удалось благополучно прорвать кольцо охранения и торпедировать головной транспорт, груженный боеприпасами. Транспорт был большой, его груз был достаточен для боевых действий целой войсковой части в течение месяца.
После атаки подводная лодка подверглась ожесточенному преследованию. Фашисты с остервенением сыпали глубинные бомбы на «Агешку», дерзнувшую прорваться внутрь минного поля, считавшегося надежным барьером против наших неопытных, как они полагали, подводников. «Агешка» была первой лодкой, атаковавшей вражеские силы внутри минного поля в северо-западной части моря.
Преследование длилось долго? Фашисты хотели не только отомстить за серьезный урон, причиненный лодкой, но и отучить советских подводников от столь смелых маневров. «Агешке» удалось оторваться от врага, но она наскочила на мину и получила серьезные повреждения.
Устранение их потребовало много сил.
Впоследствии командир лодки Григорий Кукуй в тесном кругу друзей сочинял немало острот, вспоминая эти напряженные минуты. Он шутил, например, что будто бы, стремясь придать своему голосу спокойное выражение, он так напрягался, что у него чуть глаза не вылезали из орбит и что отсутствие света он считал очень удачным для себя, ибо матросы не могли видеть вибрацию, которой было охвачено все его тело...
Лодка всплыла в надводное положение. На поверхности моря врага не было, и экипаж получил возможность залечить свои раны. За одну короткую ночь нужно было сделать столько же, сколько делает хорошая ремонтная мастерская за неделю.
С наступлением утра «Агешка» ушла под воду, чтобы там окончательно подготовиться и снова скрестить свое оружие с врагом.
Через сутки она была готова к боевым действиям. Осталась не введенной в строй только связь.
А спустя четыре дня лодка напала на вражеский конвой, шедший из Одессы на юг. Очевидно, на этих кораблях фашисты увозили награбленное на оккупированной территории имущество. Лодка прорвала кольцо окружения и нанесла смертельный удар головному транспорту.
Подводники вновь подверглись длительному и ожесточенному преследованию. Однако противнику не удалось сколько-нибудь серьезно повредить «Агешку». Советская подводная лодка вернулась в базу с двумя блестящими победами.
Подводники слушали беседу с большим интересом и задали много вопросов командиру лодки.
Во время беседы я внимательно следил за матросом Поедайло, который сидел в переднем ряду. Он слушал очень внимательно и задал много вопросов. Вопросы были дельные, продуманные. Этим он удивил не только меня, но и Григория Кукуя, знавшего матроса по его прежней службе лучше меня.
— Что это у вас Поедайло перековался, что ли? — не преминул спросить он, как только мы сошли с борта «Малютки». — Он же ничем не интересовался, кроме хулиганства, а тут...
— Не знаю. Он у нас всего несколько дней, — пожал я плечами. — Но, говорят, разгильдяй.
— Хулиган и трус! Но сегодня такие вопросы задавал, что прямо... черт его знает, не пойму! Перековался — и все!
— Он третьего дня даже на партийном собрании выступал. И, я бы сказал, довольно дельные советы давал по техническим вопросам.
— Технику он знает хорошо, но дисциплина-а...
— Возьму его в море, посмотрю...
— Кто знает, может, в этом и секрет, — перебил меня Кукуй. — Его, кажется, на всех лодках списывали до выхода в море... Попробуй — может, получится. Он же один в своем роде. Интересно было бы сделать из него настоящего подводника.
Кукуй бросил эти слова вскользь, особенно не задумываясь, но я долго раздумывал над ними и еще внимательнее принялся наблюдать за Поедайло. Может быть, это симулянт? Он нарушал дисциплину, разгильдяйничал, пьянствовал, зная, что в море недисциплинированных матросов не брали. Перед боевым походом его, проливавшего крокодиловы слезы, списывали на очередной ремонтирующийся корабль. Таким образом он достигал своей цели и продолжал хулиганить дальше. Впрочем, все эти соображения надо было как следует проверить.
Я проводил Григория Кукуя до конца пирса.
