Это был первый после смерти Сталина форум главной братской компартии, созываемый сталинским преемником Никитой Сергеевичем Хрущевым, человеком, вызывавшим у Мао, Дэна да и у других китайских руководителей двойственные чувства. Во время своего визита в Китай по случаю пятилетия образования КНР осенью 1954 года Хрущев их всех немало повеселил и порадовал, но в то же время озадачил.
Дипломатом Никита Сергеевич не был, и там, где следовало проявлять разум, руководствовался эмоциями. Все дни пребывания в Китае он находился в приподнятом настроении. Не соблюдая протокола, лез обниматься и целоваться с Мао, балагурил, много обещал и по-купечески много давал. Во время встреч на высшем уровне, в которых принимал участие и Дэн Сяопин, была подписана серия соглашений, по которым советская сторона предоставляла Китаю долговременный заём на сумму в 520 миллионов инвалютных рублей и оказывала содействие в возведении большого числа индустриальных объектов. Хрущев согласился даже помочь Китаю в разработке атомного оружия и подготовке специалистов-атомщиков118. Но Мао, Лю, Чжоу и Дэн, как и все другие китайские ученики Сталина, похоже, восприняли поведение Хрущева как признак слабости119.
И вот теперь Дэн Сяопину предстояло вновь встретиться с необычным советским лидером. Конечно, Дэн волновался. Он вновь увидит Красную Мекку, город его юности, первой любви, напряженной учебы и революционных надежд. Ровно 30 лет назад он впервые приехал сюда — молодым, 22-летним, юношей. Как же быстро прошли эти годы! Где теперь Университет трудящихся Китая? Исполком Коминтерна? Страстной монастырь, в котором находился Комуниверситет трудящихся Востока? Все они — в другой, давней, жизни[50].
В этот раз он прилетел в Москву на самолете. Перелет с дозаправкой занял почти три дня. Вылетев из Пекина 9 февраля, Дэн и сопровождавшие его Тань Чжэньлинь и Ван Цзясян приземлились в столице СССР 11-го. Перед отлетом он дважды обсуждал с Мао, Лю Шаоци, Чжоу Эньлаем и Чэнь Юнем тактику поведения делегации на съезде. Было решено, что китайские коммунисты не будут выказывать излишнего пиетета «старшему брату», так как Хрущев и иже с ним, в отличие от покойного Сталина, не годились на роль «вождей и учителей».
Эту линию поведения Дэн, едва прилетев в Москву, разъяснил престарелому Чжу Дэ (тому шел 70-й год), прибывшему в СССР на несколько дней раньше — после турне по странам Восточной Европы, и послу Лю Сяо. Попросив у Чжу проект его приветственной речи на XX съезде, Дэн сделал два замечания в духе нового курса партии[51]. «Во-первых, — сказал он, — нельзя говорить только о поддержке и помощи советской стороны Китаю, поддержка и помощь были обоюдны. Во-вторых, говоря о советской помощи, надо знать меру, нельзя преувеличивать»120. Привыкший подчиняться партийному руководству, «старина Чжу» тут же внес исправления.
В оставшиеся до съезда несколько дней (форум должен был начаться 14-го) Дэн, Чжу, Тань, Ван Цзясян и Лю Сяо наслаждались прогулками по Москве. Троим из них — Дэну, Чжу и Вану — было что вспомнить. Чжу ведь тоже, как и Дэн, и Ван, учился здесь, причем примерно в то же время, что и Дэн, с лета 1925-го по лето 1926-го, только не в Университете им. Сунь Ятсена, а в Комуниверситете трудящихся Востока, — под псевдонимом Данилов. А Ван Цзясян не только в 1925–1930 годах посещал занятия в первом из них (под псевдонимами Коммунар и Коммусон), но в 1937–1938 годах под именем Чжан Ли работал в Исполкоме Коминтерна, а в октябре 1949-го — январе 1951-го исполнял обязанности первого посла Китайской Народной Республики в Советском Союзе. Лишь Тань Чжэньлинь впервые оказался в столице СССР, а потому его товарищи с удовольствием показывали ему «их город». Хотя Дэн и Чжу и сами увидели много нового: ВДНХ, метро, выставку достижений в области мирного атома, а также Московский университет на Ленинских горах. Настроение у всех было приподнятое.
Пятнадцатого февраля Чжу Дэ от имени китайской компартии приветствовал съезд, после чего зачитал письмо Мао Цзэдуна, в котором говорилось о непобедимости «Коммунистической партии Советского Союза, созданной Лениным и выпестованной Сталиным вместе с его ближайшими соратниками»121. Зал, стоя, бурными овациями приветствовал посланцев Компартии Китая. Всё, казалось, шло хорошо.
Но неожиданно, 19 февраля, во время приема в Кремле Хрущев сообщил Чжу Дэ, что хотел бы встретиться с китайской делегацией «тет-а-тет» после съезда. «Для того, чтобы поговорить о Сталине», — загадочно сказал он122. Чжу, конечно, ответил согласием, хотя и не понял, что имел в виду глава КПСС. Осознавать, что происходит, и он, и Дэн, и другие китайские делегаты стали только на следующий день, когда прослушали выступление Анастаса Ивановича Микояна, одного из вождей КПСС, заместителя председателя Совета министров СССР. К их глубокому удивлению, тот раскритиковал Сталина — за нарушение принципов коллективного руководства! Тут они вспомнили, что и другие выступавшие «в своих речах все время говорили только о ленинизме и цитировали исключительно Ленина, ни разу не сославшись на Сталина». Об этом китайские делегаты тут же сообщили в Пекин, предложив занять следующую позицию: «Не выражать мнение по поводу заслуг и ошибок Сталина, но подчеркивать важность коллективного руководства и борьбы с культом личности»123. Мао не возражал.
Чжу Дэ неожиданно вспомнил, что еще 6 февраля, за пять дней до приезда Дэна и других китайских товарищей, Хрущев, принимая его в Кремле и говоря о коллективизации сельского хозяйства, которая в Китае как раз подходила к концу, заметил, что у них, в СССР, после завершения кооперирования производство продуктов питания долгое время оставалось ниже уровня 1913 года. «Вина за это лежит на руководстве, которое не понимало крестьян, — объяснил он. — После того как Сталин поездил по сибирским деревням в 1928 году, он больше на село не выезжал. Он знал о деревне только из кинофильмов. Не лучше разбирались [в аграрных проблемах] и другие члены Политбюро»124. Наивный Чжу не придал тогда этим словам значения, но в свете происходившего на съезде они вдруг приобрели особый смысл. Члены делегации незамедлительно проинформировали Мао и об этом.
Но главное событие ждало китайцев после съезда. 27 февраля, во второй половине дня, к Чжу Дэ прибыл нарочный из Кремля и заявил, что по поручению ЦК КПСС должен проинформировать его о произнесенном в ночь с 25 на 26 февраля закрытом докладе Хрущева «О культе личности и его последствиях». В этом докладе Сталин обвинялся в бесчисленных преступлениях, в том числе в уничтожении многих честных советских граждан125. Дэн Сяопин рассказывал: «Во время съезда мы не слышали секретного доклада против Сталина. На второй же день после закрытия съезда, вечером, отдел ЦК [КПСС] по связям [с иностранными коммунистическими партиями] прислал к нам человека, который привез доклад… Члены делегации посоветовались и решили, что командующий Чжу Дэ стар и выслушать сообщение надо мне. Фактически это было никакое не сообщение, а [весь] секретный доклад, который изложил переводчик [Ши Чжэ[52]]. Наш переводчик частично читал [доклад], частично [его] пересказывал. После того как он закончил, нарочный тут же забрал доклад и уехал. [Ши Чжэ] прочитал его только один раз»126. Интересно, что нарочный прибыл буквально на следующий день после того, как Дэн Сяопин и Тань Чжэньлинь от имени Компартии Китая возложили венки к Мавзолею Ленина и Сталина. Любопытное совпадение, не правда ли?
