мало сведений, а итоговые материалы, составленные в высоких полицейских кабинетах Петербурга, до нас вообще не дошли.
Второй этап, «период Белецкого», пришелся на 1912 год и тоже не отличался обилием сохранившегося материала. Однако в это время были отработаны приемы и методы сбора исходной информации. Важно то, что до нас дошли поденные филерские донесения о поездках и встречах Распутина, которые фиксировали агенты полиции. Ценность этого первичного материала в том, что их не касалась рука «обработчиков». Подобного рода данных за другие периоды фактически нет. Остановимся на них подробней, тем более что «профессиональные разоблачители» эти материалы не тиражировали и не популяризировали. Некоторые из этих донесений впервые появились в печати уже в наше время в книге О. А. Платонова о Распутине.
Прежде чем цитировать данные документы, поясним отдельные аспекты технологии. Агент (или агенты) в конце каждого дня наблюдения за «объектом» составлял описание виденного. В них Распутин шифруется кличкой Русский, а его поклонницы еще более живописными прозвищами, из них удалось раскрыть лишь некоторые: «Ворона» (М. А. Сазонова), «Галка» (Ю. А. Ден), «Ряженая» (О. В. Лахтина) и так далее.
Перед нами донесение от 19 ноября 1912 года: «Русский», Николаевская ул., дом № 70. В 9 час. утра на извозчике приехала «Ворона». А в 9-30 утра пришел к «Русскому» неизвестный монах. В 10 час. утра «Русский», «Ворона», «Банная» и неизвестный монах вышли из дома, дойдя до Ивановской улицы, расстались. «Ворона» и «Банная» пошли по Ивановской улице к Загородному проспекту, а «Русский» с монахом дошли до Кузнечного переулка, тоже расстались. Монах пошел без наблюдения по Невскому проспекту, а «Русский» зашел в сапожный магазин в дом № 27 по Николаевской улице. Через 10 минут вышел, сел на извозчика и поехал на Мойку, дом № 10, слез с извозчика и зашел в подъезд, было время 10 час. 40 мин. Через 30 минут в этот же дом на извозчике приехала «Галка», где пробыла 20 минут, вышла, села на извозчика, поехала без наблюдения, а «Русский» пробыл 3 час. 50 мин., вышел вместе с «Вороной» и «Банной». На двух извозчиках отправились в Царскосельский вокзал, где «Ворона» купила билет 2 класса, отдала «Русскому», и все трое пошли на отходящую платформу в Царское Село. В 3 час. «Русский» уехал».
Примерно по такому же принципу составлены и все прочие донесения филеров за 1912 год: «вышел», «поехал», «зашел», «встретился» с указанием времени и зашифрованных имен почитательниц. Никакого, как говорят французы, «компрометте» тут усмотреть невозможно. Ни тебе банных оргий, ни пьяных дебошей, ни сквернословия, ни связей с проститутками.
Правда, уже тогда в документах встречались намеки, которые так и остались робкими предположениями. Например, 6 августа 1912 года филер фиксировал: «Русский» пошел по Гончарной улице, где в доме № 4 встретил неизвестную барыньку, по-видимому проститутку, и зашел в упомянутый дом, где помещалась гостиница, пробыл с нею двадцать минут». Даже если это и действительно была «жрица любви», то совершить с ней половой акт за указанное время было просто невозможно. Следовало зарегистрироваться в гостинице, подняться в номер, ну и так далее. При этом филер ничего не утверждал наверняка. Детали в данном случае совершенно неважные, но они будут играть первостепенную роль, когда мы обратимся к филерским донесениям последнего периода.
Он начался летом 1914 года, после покушения Гусевой, когда император отдал распоряжение министру внутренних дел Н. А. Маклакову обеспечить охрану Распутина. Никаких других распоряжений повелитель не отдавал. Однако некоторые «сопутствующие» меры руководители МВД приняли по своей инициативе и о том монарха не уведомили. Джунковский позже объяснял, что он лично приказал учредить за Распутиным «двойное наблюдение, два агента открыто следили за ним, записывали всех приходящих к нему и официально числились как охраняющие его, другие два вели негласное наблюдение. Те и другие доносили ежедневно Департаменту полиции для доклада мне; Распутин именовался Темным».
Дело тотальной слежки за Распутиным, начатое Джунковским, довел в 1915 году до полного совершенства Белецкий, который о том и поведал в своих показаниях ЧСК в 1917 году.
«Я учредил двойной контроль и проследку за Распутиным не только филерами Глобачева (Константин Иванович, генерал-майор, начальник Петроградского охранного отделения. — А. Б.), но и филерами Коммисарова (Михаил Степанович, жандармский генерал-майор, которого Белецкий назначил заведовать охраной Распутина. — А. Б.), заагентурил всю домовую прислугу на Гороховой, 64, поставил сторожевой пост на улице, завел для выездов Распутина особый автомобиль с филерами-шоферами и особый быстроходный выезд с филером-кучером. Затем все лица, приближавшиеся к Распутину или близкие ему, были выяснены и на каждого из них составлена справка… Далее была установлена сводка посещаемости Распутина с указанием дней посещения и проследка за теми из случайной публики, которые так или иначе возбуждали сомнение, и самое тщательное наблюдение и опросы в швейцарской обращающихся к Распутину лиц, хотя это не нравилось и ему, и его близким».
Казалось бы, при таком усердии должна остаться подробная хроника последних двух лет жизни Григория Распутина, которая помогла бы воссоздать его человеческий облик и общественную роль. Удивительно, но «продукта деятельности» лучших соглядатаев Департамента полиции не существует, хотя они по распоряжению Джунковского должны были каждый день строчить отчеты начальству.
Нет никаких донесений целой орды филеров: при Белецком этим важным «государственным делом» было занято несколько десятков наиболее способных полицейских агентов. Невольно напрашивается восклицание: на что же уходили лучшие силы тайной полиции империи почти накануне крушения монархии! А действительно, на что? Получалось как в одном старом анекдоте: ждали, ждали появления чуда техники, а в результате, кроме грохота и пара, никаких впечатлений не осталось. Паровоза же так никто и не увидел.
Что же случилось? Неужели «революционный смерч» все уничтожил? Да, он на самом деле многое уничтожил. Что касается данных материалов, то «поводыри бури» их не смели бы ликвидировать по определению; это же «улики», это же «бесспорные доказательства» «гниения» и «разложения». Кто же мог покуситься на столь «ценные свидетельства истории»?
Наблюдательный читатель может заметить в этой связи, что во многих исторических работах используются филерские дневники, а раз так, то они должны существовать. Вот здесь-то мы и подходим к одной из самых громких мистификаций истории России XX века.
Подчеркнем еще раз: никаких первичных донесений филеров не существует. Имеется лишь груда листков с напечатанным на машинке текстом. Кто печатал, когда печатал, кто читал, о том никаких свидетельств и даже пометок не осталось. Называется этот пиар-продукт незатейливо: «Выписки из данных наружного наблюдения за Григорием Распутиным». Они сохранились за отдельные дни 1914, 1915 и 1916 годов. Наиболее растиражированными являются «Выписки» за период с 1 января 1915 по 10 февраля 1916 года. В 1924 году
