Своими сомнениями и опасениями Канарис откровенно поделился с Мартинесом Кампосом, к которому испытывал чувства искренней симпатии и доверия. И в своих ожиданиях Канарис не обманулся. Кампос нашел путь, позволяющий шефу абвера побеседовать с министром иностранных дел, – он пригласил графа Хордану на чай к себе домой, где в то время проживали Канарис и сопровождавшие его лица.
В этот день идея, внезапно осенившая Канариса, лишила полковника Лахоузена заслуженного и установленного местными обычаями послеобеденного отдыха в доме Мартинеса Кампоса. Пригласив Лахоузена в соседнюю комнату, Канарис начал диктовать ему черновой набросок телеграммы в Берлин, которую следовало через начальника управленческой группы «Аусланд» Бюркнера передать в министерство Риббентропа. Можно себе представить изумление Лахоузена, когда оказалось, что телеграмма содержит квинтэссенцию беседы Канариса и Хорданы, которая еще только должна была состояться через два часа. По словам Канариса, Хордана якобы сказал, что Испания будет сражаться с любым государством, нарушившим ее границы.
К вечеру явился на чай граф Хордана. После обмена обычными любезностями Канарис и Хордана, отойдя несколько в сторону, продолжили разговор наедине, который, судя по выражению их лиц и жестам, протекал довольно дружелюбно, причем Канарис, держа в руке проект телеграммы, обращался к собеседнику по-испански. Когда беседа закончилась и Хордана удалился, Канарис велел зашифровать проект телеграммы без всяких поправок или дополнений и отослать в Берлин.
Возможно, кто-то пожелает спросить: для чего Канарис избрал подобную тактику? Она является типичным примером его излюбленного метода. Канарис нисколько не сомневался относительно характера ответа, который он получит от испанского министра иностранных дел. При его знании испанского менталитета, Канарису было абсолютно ясно, что замена симпатизирующего фашистам импульсивного Суньера таким осмотрительным дипломатом, как Хордана, означала переход от изобретенной Муссолини формулы «военного неучастия» к подлинному нейтралитету. И еще он понимал, что, если испанцы хотят сохранить свой нейтралитет, им придется противостоять вводу в страну и англо-американских войск. Впрочем, такой поворот событий Канарис считал маловероятным, ибо англичанам и американцам было выгоднее иметь за спиной нейтральную, а не оккупированную Испанию. По-настоящему ему не давала покоя мысль о том, что под предлогом отражения предстоящего англо-американского вторжения на Пиренейский полуостров Гитлер мог в любую минуту отдать приказ двинуть на Испанию сосредоточенные в Южной Франции (на случай непредвиденных осложнений) немецкие войска под командованием генерал-полковника Бласковица, надеясь, что испанцы, хотя и скрепя сердце, но все-таки сдадутся без сопротивления. Открыто высказать Хордане свои опасения он, конечно, не мог. Канарис, кроме того, боялся, что ответ испанца на прямой вопрос, касавшийся высадки на полуостров англо-американцев, будет недостаточно однозначным и в Берлине могут его понять как одновременное предостережение и от вторжения немецких войск. Но ведь именно этого он добивался! Отсюда и несколько необычный способ внушить Хордане такую формулировку ответа, которая не противоречила бы его собственной точке зрения и произвела бы в Берлине нужное Канарису впечатление.
Расчет оказался верным. Несколько дней в германском министерстве иностранных дел и в ставке фюрера царило мрачное настроение. Вернувшись из Испании, Канарис предпочел несколько дней не попадаться никому на глаза и сразу же вылетел инспектировать филиалы абвера на Восточном фронте.
Еще будучи в Испании, он не упустил возможности посетить Альхесирас и мог собственными глазами увидеть армаду боевых и транспортных кораблей союзников, сосредоточенных в заливе между Альхесирасом и Гибралтаром. Его пребывание в этом испанском портовом городе пришлось на последний день 1942 г. В новогоднюю ночь Канарис забыл на несколько часов все заботы, тяжелым грузом давившие на его плечи. Остановился он не в гостинице, а в доме начальника местного отделения абвера, осуществлявшего наблюдение за движением судов через пролив. В этот вечер после долгого перерыва Канарис вновь стоял на кухне у плиты в белом фартуке и таком же колпаке и вместе с пожилой испанской кухаркой готовил для себя и верных своих сподвижников традиционную жареную индейку, которую затем дружно и в веселом настроении съели, запивая добрым испанским вином. В этот новогодний вечер Канарис снова был для своих подчиненных, сидевших с ним за одним столом, жизнерадостным и приветливым другом. И они воспринимали это с большой радостью, ибо последнее время под влиянием неслыханного нервного напряжения из-за огромного объема работы, разочарований и огорчений он нередко был резок и нетерпелив, а порой и несправедлив в своих требованиях к сотрудникам. И в этот вечер, следуя давней привычке, Канарис довольно рано лег в постель.
Его сотрудники помоложе воспользовались представившейся возможностью и отправились на новогодний бал в респектабельную гостиницу «Рейна Мария Кристина», где, помимо представителей испанского общества, уже находились английские офицеры Королевских ВМС и ВВС, прибывшие из Гибралтара с той же целью. То был, пожалуй, один из редких случаев, когда военнослужащие враждующих сторон вместе веселились на нейтральной почве под одной крышей.
Во время многочисленных поездок Канариса по Испании случалось немало забавных историй; некоторые из них вполне заслуживают нашего внимания. Однажды Канарис, прежде чем вернуться в Германию через Биарриц и Бордо, сделал остановку в Сан-Себастьяне.
Руководитель филиала абвера в Испании постарался зарезервировать для своего шефа и сопровождавших его лиц номера в лучшей гостинице этого замечательного курорта. Предназначенные Канарису роскошные апартаменты, своей пышностью явно превосходившие скромные потребности начальника абвера, включали обширную гостиную, просторную спальню, великолепную ванную комнату и располагались на первом этаже с необычайно красивым видом на Бискайский залив. Уже готовясь ко сну, Канарис вдруг заявил, что не может оставаться в этом номере. На вопрос о причинах столь внезапного решения он не отвечал, на уговоры – не реагировал. С большим трудом спутникам Канариса удалось объяснить руководству гостиницы то, чего они сами не понимали, и в конце концов в другом крыле и на другом этаже здания было найдено равнозначное помещение. Лишь тогда Канарис снизошел до объяснения своего странного поступка. «Вы обратили внимание на тамошнего коридорного? – спросил он своих спутников. – Этот парень – ну вылитый Риббентроп. Я бы не вынес, если бы всякий раз после моего звонка передо мной возникала эта мерзкая рожа».
