— Учти, что на твоей «Малютке» отклонялись от традиции подводников — знать свой корабль назубок, — прощаясь, назидательно сказал мне Кукуй. — Мы подсказывали твоему предшественнику, но он никого не слушал и...
— Я принял, кажется, все меры. Завтра начну экзамены, — ответил я.
— А сам ты изучил все? — Кукуй пытливо глянул на меня.
— Думаю, что да.
— Когда будешь опрашивать экипаж, пригласи Грешилова, Сурова или кого-нибудь другого, хорошо знающего «Малютку».
— Да, ты прав. Обязательно попрошу Диму Сурова. Он дотошнее всех.
Мы оба рассмеялись при упоминании о дотошности бесстрашного подводника Дмитрия Сурова. Принимая зачеты от своих подчиненных, он выворачивал у них, как говорили, «все кишки». Подводники шутили, что людям, прошедшим школу Сурова, воевать все равно, что у тещи есть блины. Экипаж подводной лодки, которым командовал Дмитрий Суров, к тому времени уже имел четыре крупные победы над врагом. Разумеется, его успехи объяснялись не только отвагой и мужеством подводников, но и их хорошими, прочными знаниями.
«Малютка» была ошвартована к берегу глубокой протоки. Ветки развесистого старого дуба прикрывали подводную лодку от знойных августовских солнечных лучей. Прямо по носу, в двух кабельтовых от нее, стояла плавбаза «Эльбрус». По единственной тропинке, связывающей «Малютку» с плавбазой, непрерывной цепью двигались подводники. Они переносили боеприпасы, продовольствие, обмундирование и другие запасы.
— В шестнадцать часов все должно быть готово, — напомнил я боцману, руководившему работами.
— Так точно! — ответил боцман Халиллев сиплым басом. — Все будет готово!
— Еще надо в бане помыться, медосмотр, в лодке проверить крепления по штормовому и...
— Есть, товарищ командир! Здесь, на новом месте, нас воздушными тревогами не беспокоят, все сделаем, успеем.
— Хорошо, что мы сюда перебазировались, — согласился с боцманом корабельный штурман лейтенант Глоба, шагавший рядом со мной, — а то эти тревоги перегрызли все нервы...
— Ну, уж ваши нервы пилой не перепилишь, не то чтобы перегрызть, — возразил я.
Лейтенант Яков Глоба принадлежал к числу невозмутимых, даже несколько флегматичных людей. Его ничто и никогда не возмущало, вывести же из душевного равновесия было очень трудно.
— Это так только кажется, — очень серьезно ответил мне Глоба. Это был румяный, подтянутый, очень юный офицер. Лицо его еще не утратило юношескую округлость.
— Вы, штурман, не бреетесь еще? — спросил я.
— Регулярно бреюсь. Раз в неделю, — с некоторой долей гордости ответил Глоба и притронулся пальцами к подбородку. — Это, знаете ли, у меня отдельные волоски вырастают быстрее других. Видно разве?
— Почти не видно, — успокоил я его. — Значит, нравится вам это место?
— Есть свои минусы и здесь...
— Какие?
— Вот взять, например, это, — штурман показал на рога буйволов, которыми была утыкана почти вся поверхность протоки. За каждой парой этих причудливых рогов под водой пряталась огромная туша животного, находившего в воде убежище от дневного зноя.
— В случае экстренной надобности из протоки не выйдешь, — пояснил Глоба, — а согнать их с места невозможно.
— Согнать с места трудно. Мирное животное, правда? Вы их впервые видите?
— Впервые. Но... они не такие уж мирные. Вчера два из них подрались около лодки. Так, знаете, что было?..
— Не слышал.
— Едва лодку не опрокинули вверх килем...
— Ну уж!
— Верно. Гонялись друг за другом, со всего размаха кидались в воду. Подняли волну. Она покрывала «Малютку» от носа до кормы. Даже в центральный пост через верхний люк попадала вода. И ничего не. могли поделать с разъяренными животными. Потом вызвали хозяина. Тот притащил горящее полено и начал им со всего размаха бить по носам животных. Кое-как усмирил, но сказал, что полного мира между подравшимися уже не будет и что одного из них придется продать.
На плавбазе меня я штурмана принял командир дивизиона. Он подробно нас проинформировал об обстановке на море в районе позиции, куда предлагалось послать нашу «Малютку». Затем Хняйнен задал несколько контрольных вопросов штурману и, видимо, оставшись им доволен, отпустил его.
— Подготовка к походу вами проведена, хорошая, — сказал мне Лев Петрович, когда Глоба вышел из каюты, — ваш личный состав прошел большую школу...
— Академию, говорят, — похвастался я.
— Пожалуй, так. Во всяком случае, экзамены были настоящие. И вас... немножко подергали, правда?
— Я тоже ведь экзаменовался...
— А вы хотели, чтобы вас обошли? Нет уж, с командира спрос должен быть повышенный. Иначе нельзя.
— Я не в претензии.
— В общем теперь все зависит от вас. Экипаж подготовлен для действий в любых условиях. Последние выходы в море показали высокую выучку личного состава и качественное состояние механизмов. Время тратить больше нецелесообразно. Идите воевать! Сегодня с наступлением темноты — выход. Точное время в документах. Их вам вручат в шестнадцать часов. Провожать придем.
Выйдя из каюты комдива, я лицом к лицу встретился с фельдшером плавбазы, главным старшиной Ниной Тесленок.
Я знал, что многие подводники не на шутку заглядывались на Нину. Очень красивое, нежное, слегка продолговатое лицо и добрые выразительные глаза у нее чудесно сочетались со стройной фигурой.
— Нина, у вас есть время? — неожиданно для себя спросил я.
— Смотря какое, — Нина улыбнулась. У нее были ровные белоснежные зубы.
— Я хочу вас пригласить на подводную лодку...
— Что вы! Матросы разбегутся: «Женщина на корабле — быть беде»...
— Вот потому-то я и приглашаю вас. Надо же бороться с суевериями. Мои подводники не разбегутся, не бойтесь. Я им скажу словами грузинского поэта: «Женщина, как мать, украшает общество, она, как благодетель, приносит счастье».
Долго пришлось убеждать девушку, прежде чем она согласилась посетить «Малютку» в день ее выхода в море.
Бог весть каким путём проникали старинные суеверия в умы наших моряков, но факт оставался фактом. Во время войны суеверия получили какую-то питательную среду. Разумеется, они приносили определенный вред. Бывали случаи, когда срывались выходы в море, назначенные на понедельники и тринадцатые числа. Некоторые приметы придумывались даже внутри экипажей, самостоятельно, как говорится, прямо на ходу. Поначалу они иногда и получали некоторое распространение, но жизнь их, конечно, была очень короткой.
Хотелось внушить подводникам, что успех зависит только от них самих, от их выучки, воли к победе, настойчивости. Мне казалось, что бытовавшие среди некоторых моряков суеверия, вера в приметы могут в некоторых случаях привести к фатализму, вере в судьбу и связанной с этим бездеятельностью в решающие минуты, что они способны затруднить необходимый на войне полный контакт между командиром и командой.
