Успехи в понимании мозговых механизмов мышления и болезни явились своего рода энергетическим зарядом для понимания других мозговых механизмов. Однако различие было очень существенным. Если в этих двух случаях формулировки появлялись буквально «ниоткуда», то понимание механизмов мозга, о которых пойдет речь ниже, вполне объяснимо, оно произошло на основе фактов логики и накопленного умения обобщать.
Основной механизм сохранения мозга в истории вида и индивидуума. Этот механизм – прежде всего общая генерализованная реакция мозга на любое изменение, на всякую новизну – факт широко и давно известный как ориентировочный рефлекс, рефлекс «что такое», механизм, обеспечивающий оптимальную реакцию организма. Много и очень долго работая в области изучения мозга, я задала себе вопрос: а зачем он может быть нужен еще? И возник образ атрофии органов от бездеятельности. И тут же – как результат энергетической подпитки удачными концепциями: конечно, это универсальный механизм защиты мозга от бездеятельности, работающий с самых ранних дней жизни и до глубокой старости. И полагаю, что именно это – важнейшая функция данной реакции. Далее уже не размышления, а исследования дополнили эти представления. Оказалось (работы С.В. Медведева), что «надо не надо», а идет в мозге непрекращающаяся перестройка связей между нейронными популяциями, как детерминированная происходящими событиями, так и, по-видимому, спонтанная, – механизм над механизмом, механизм, может быть, более глубинного характера, присущий именно мозгу.
И дальше, и дальше: к механизмам сохранения мозга как бы примыкают факторы организации его надежности. Как логическое развитие предыдущего. Это многозвенный, системный характер обеспечения функций, наличие в этих системах не только жестких, но и гибких звеньев, реальная или потенциальная полифункциональность звеньев мозговых систем и т.д.
Слово сказано: защита, надежность – и происходит осмысление фактов с учетом возможности наличия собственных защитных механизмов мозга. И видишь защиту в разнонаправленных сдвигах сверхмедленных физиологических процессов при эмоциональных ситуациях, защиту в медленноволновой генерализованной пароксизмальной активности – при эпилепсии, иногда – в какие-то фазы сна. Защиту от переросшего ее эпилептогенного пожара, эмоциональной и информационной перегрузки…
Профессиональная удача. Детектор ошибок. У англоязычных народов решение простых задач иллюстрируется фразой: «to put two and two together». Наш аналог – «как дважды два» (хотя буквально было бы чуть иначе). Если в англоязычной устной и письменной речи этот словесный оборот часто встречается, то у нас он используется много реже. Именно поэтому я начала с английского образного обозначения простого умозаключения.
Так вот. До нас было известно, что в мозге есть разного рода детекторы, структуры (зоны, нейронные популяции), избирательно реагирующие на какое-то явление, процесс и т.п. Мы увидели избирательную или преимущественную реакцию сначала некоторых подкорковых зон[68], а затем и коры на ошибку в достаточно тривиальном действии. И назвали эти зоны детекторами ошибок. Никакого особого умственного напряжения это определение не требовало, просто было обозначением удачной находки «по аналогии». Сам феномен оказался очень привлекательным, в частности, для объяснения многих событий и действий человека в повседневной жизни. Оказалось далее, что после реакции детекторов может развиться активация мозга, что, вероятнее всего, в данном случае может рассматриваться как предпосылка для последующей оптимизации осуществляемых действий.
Вот эта прекрасная удача, оценка ее – это то, что я отнесла бы к «кирпичиковой» науке. Откуда этот «термин»?
Я его не вычитала, просто сама для себя оценивала так научные исследования, порой очень важные по результатам, по последствиям, где каждый последующий шаг строго базируется на предыдущем, где каждая мысль имеет свой исходящий адрес и ничто не может появиться «ниоткуда». Ученые, проводящие такие исследования, оказываются часто увенчанными уже при жизни лаврами, иногда высшими, но последнее – не очень часто. У них легко формируются научные школы, так как в их работе действительно все понятно, доказано и достоверно. Они, как правило, не верят тем, кто получает формулировку гипотез «ниоткуда», не признают их – и в меру своей агрессивности воюют или уживаются с ними. И все-таки в науке есть и те и другие, и те и другие имеют право на существование и на развитие науки. Кстати, ученые с гипотезами «ниоткуда» чаще всего не воюют с «кирпичиковой» наукой, обычно очень ее уважают, хотя опять же – дело в характере, темпераменте.
Итак, каждому свое. «Кирпичиковую» науку – с разной степенью способностей и соответственно результатов – могут строить все, у кого есть желание работать в той или другой области и способности. Решения «ниоткуда» сравнительно редки, но часто определяют научные прорывы, хотя прорыв за счет накопления материала (переход количества в качество) также возможен и в предыдущем варианте научной жизни.
* * *
На что похоже «ниоткуда»? Зная, что аналогия не есть доказательство, все же – на что?..
Мне почему-то кажется, что это частично похоже на гипноз, в том числе и гипноз без речевого компонента. В гипнозе человек или масса людей после какого-то сигнала принимают сигналы гипнотизера безоговорочно, в большинстве случаев как гораздо более важные, чем свое знание и свои решения. В институтских лекциях о гипнозе в курсе психологии или психиатрии обычно говорится, что в гипнозе человек все-таки не преступает каких-то крайних барьеров, но так ли это?! Кто это проверял и доступно ли это проверке с юридических (этических, моральных, медицинских) позиций? В так называемых закрытых работах такого рода проверка могла быть и осуществлена… Но я этого не знаю.
Однако здесь – опять не в этом дело. То, что я хотела бы подчеркнуть, – это проникновение и освоение индивидуумом чужих мыслей, желаний, приказов. Значит, в принципе такое возможно?! Разумного объяснения гипноза нет, но факт есть и используется.
Если принять аналогию – то важно только то, что проникновение в чьи-то помыслы и освоение их возможно. Может быть, отсюда и идеи черпания идей из «Высшего разума», идеи о мозге как детекторе? Так ли это – не знаю, мне такое понимание проблемы «ниоткуда» не близко – но, может быть, потому, что я вольно или невольно нахожусь под давлением моего материалистического воспитания, моего ограниченного рамками идеологии мышления?
* * *
Решения «ниоткуда» кроме «склада ума» требуют определенного настроя, определенного психического состояния. Это как бы состояние «приема»! Интересно, что этот настрой, это психическое состояние не является чем-то экзотическим, не слишком отличается от нормы. Близкое состояние (а кто знает, может быть, именно оно) описано у Стейнбека в его замечательной и трагической «Жемчужине». Для того чтобы найти жемчужину, нужно хотеть найти ее; но не слишком сильно хотеть – можно спугнуть удачу.
