Пришел на КП батальона. Комбат Боровко сказал, чтоб я шел побыстрее в Ново-Петровку. Кто такой 33 он не знал, но связист сказал, что замкомполка по политчасти. Явился в роту. Оставил бинокль, вымыл руки, лицо и пошел. Да, попил еще немного чаю, что Савостин приготовил. А я ему потом отдал табак.
В Ново-Петровке, в доме 60 застал какого-то капитана. Я спросил "Кто вызывал?". Он ответил - "Я", и рассказал что от меня требуется.
- Вам придется много поработать и принести этим самым пользу всему полку. Возможно, дня три придется поработать. Завтра с утра явитесь к нам, а сейчас идите: мойтесь, брейтесь, отдыхайте.
Написал письмо маме.
1944
01.01.1944
Вот и новый год. Сейчас пойду к 33. Утро.
Старший лейтенант Шакуров - парторг полка. Капитан Суслин - зам. по политчасти.
Пришел. Уже было часов 10-12. Замкомполка не было, только парторг и комсорг Бикандыков в квартире.
Писал письмо Оле. Посетителей там было очень много, так что много не написал.
Разговаривал с капитаном Кестельбоймом - (он еврей), который является парторгом тыла. Он пятнадцать лет в партии, старый житель этой дивизии и многих в ней знает - он мне рассказывал. О себе тоже постарался рассказать не жалея красок, скрывая свое бахвальство фразой: "О себе не удобно говорить". Сейчас он работает где-то в тылу и помимо основной работы имеет партийную нагрузку парторга, всяких там ОВС, ПФС и прочее.
Разжился бумагой.
02.01.1944
Весь день писал. Написал письма маме, папе, дяде Жоржу, дяде Мосе.
04.01.1944
Написал две больших статьи о капитане Андрееве и о Соколове. Написал и отправил четыре письма: Майе Б., папе, тете Ане и дяде Люсе. Получил четыре письма: от мамы два, от папы и тети Ани по одному. Эти письма они держали на передовой четверо суток. И хотя многие из минометчиков были здесь - никто не привез раньше. Лишь вчера одно письмо привез Савостин, а позже ездовой доставил остальные.
05.01.1944
Написал письма тете Ане и маме. Весь день переписывал свои труды.
09.01.1944
Вчера получил пять писем. От мамы два, от папы, от тети Ани и от Нестеренко - по одному. Сейчас уже ответил Нестеренко. Отвечаю тете Ане. Маме и папе тоже отвечу - надо подумать.
12.01.1944
Позавчера получил четыре письма. Три от папы и одно от дяди Левы.
Сегодня Руднев мне отдал три письма от мамы, папы и д. Жоржа. Сейчас отвечаю. В Астрахань - дяде Жоржу, дяде Леве в Дербент, маме в Магнитогорск. Маме выслал справку.
Ночью в ожидании. Ужинал при свете камина, догасающего, бледного и холодного. Балочка. Ближе к стрелкам чем прежде, но опять таки в районе Шевченко.
Вчера только вернулся на ОП после десятидневного отсутствия. До этого находился в Ново-Петровке, что в пяти километрах отсюда, где писал материал для выставки, статью о Соколове, о Кияне, об Андрееве и о боевом пути полка. Меня отпустил замкомполка на время, нужное ему для собирания материала по истории полка. Он хочет, чтобы я это писал.
Пришел позавчера перед вечером. Солнце ужу село и свет его еле держался над землей. Землянки не было. Соколов, Запрягайло и Савостин - живут вместе. При них ординарец Ращенко. Они не хотели меня пускать, и говорили, чтоб я приказал отдать ***
Привезли ужин. Ночь темная. Редкая ружейно-пулеметная перестрелка. В воздухе кукурузник, но чей - неизвестно. Оставлю дневник до рассвета, когда приедет завтрак. Карандаш затупился.
14.01.1944
Написал письмо тете Ане со стихом, посланным в "Боевой товарищ" "Гремят бои". За эту ночь и день написал два стихотворения. Одно - для Соколова, любовно-фронтовое.
Сейчас ночь. Приказали приготовиться и взвод приготовить, в полный боевой вид привести. Поэтому упаковал вещи и дневник, который, кстати, кончается. Туда я буду вписывать свои стихотворения.
Печка в землянке. Перекладинами от ящиков с минами топлю - больше нечем. Осталось три штуки, четвертая догорает.
Немцы все стреляют. Сегодня наша авиация работала. Опять один какой-то сбросил мелкие бомбы на нашу территорию.
Свистят пули поверх землянки.
Только что написал письмо Оле. Теперь три письма. Мушняну написал письмо в редакцию с запросом о родных.
Старшина назло выдал мне при обмене белья старую, прогниженную рубашку и кальсоны. Было темно, когда переодевался и сразу это не заметил.
Партсобрание далеко заполночь. Я секретарствую.
15.01.1944
Правые соседи наступали при поддержке самолетов, но продвинулись всего на 80 метров. Фрицы бешенные теперь.
Послал стихотворение "Идут бои" и Нине-2 в редакцию "Сталинское знамя".
Немцы обстреливают. Один Ванюшин снаряд упал на бугре метрах в пяти от меня. Вся землянка осыпалась, завалилась, печь-труба упала. Пришлось восстанавливать. Сердце замирает при каждом подобном выстреле - передать трудно. Но теперь не страшно - не стреляют сюда.
Ночь. Темень безумная. Сейчас набрели сюда дивизионные саперы. Они разведывают местность.
15.01.1944
Началась артиллерийская подготовка. Действуют соседи. Слева - большая пятерка, и справа - большая двойка. Их задача - поравняться с нами, а нам задача - в случае успеха поддержать их продвижение.
Вчера ночью написал два письма. Папе и тете Ане со стихотворением "Пополнению", но не отправил. Несколько дней подряд пишу письма другим лицам. Вот Петру Соколову - нашему командиру роты написал два письма для его девушки Нины. Потом Калинин попросил ответить его дочурке маленькой, которая просит прислать статью в местную стенгазету, а он не знает, как лучше ответить, чтобы не обидеть ее чувств. Раньше Рудневой девчурке написал. Гаянцевой жене - два письма, Чипаку - письмо домой и т.д.
Только что хлебнул сто грамм водки, а ее разбавил сахаром и глаза мои, в первую минуту чуть посоловели. Теперь все прошло.
В газете опять ерундовину обо мне написали. Эту газету я имею у себя. А пока спешу закончить - уж больно сильная артиллерийская подготовка на флангах. Может чего получится? Начинаем мы стрелять.
16.01.1944
Написал письма в редакцию "Красной звезды" Таленскому Н.А. - статья "Старший лейтенант Киян" и стих "Нине". В редакцию газеты "Кировец" майору В. Щетинину стихотворение "Гремят бои". Маме и папе написал. Итого 4 письма.
Ночь. Свет кончается, а я ни одного протокола не составил. Ведь на ротном партсобрании я тоже секретарьничал, выступал по некоторым вопросам.
Лучина из целлулоида (с кабины самолета) догорает. Спешу закончить.
17.01.1944
Ночь. Только что всех подняли, приказали приготовиться. Оказывается, противник снова наступает.
Спички, как назло, отсырели. Пришлось половину коробки вычиркать, но ничего не получилось. Тогда чиркнул одну за другой две группки спичек, и они, пошипев, вспыхнули. Лучина от целлулоида-самолета кончилась. Пришлось разжигать печку, но, опять таки, бумаги не было - сжег целую газету и не растопил. Тогда схватил солому и камыш (у меня его здесь еле-еле), минут десять раздувал и запалил. И сейчас раздуваю. Хорошо еще, что ничего за это время не случилось - в темноте я много растерял бы, если б драпать пришлось.
