А я, несмотря на ошибки Сталина, признаю его великим человеком, незаменимым! В свое время не было ему другого равного человека!
Сталин, вероятно, знал мое критическое мнение, правда, я в такой откровенной форме ему это не говорил, но высказывал кое-какие критические вещи, не всегда ему нравилось. А все-таки более близкого я не знаю, кто к Сталину был. Хрущев? Или Маленков?
03.02.1972, 12.12.1972, 17.07.1975,
16.06.1977, 22.07.1981
– Маршал Василевский говорит, что не встречал человека с такой памятью, как у Сталина.
– Память исключительная.
11.03.1976
– Вы, практически, были всю жизнь в руководстве…
– Имел отношение близкое к этому делу.
– Знали ли вы о прожиточном минимуме? Что шестьдесят рублей в месяц рабочему не хватает, доходило до вас?
– Очень даже доходило. А какой выход из этого? Знали, что так. Не надо никаких специальных осведомителей, кругом люди же. Сегодня одни, завтра другие, разные мнения. Надо быть очень уж глухим, чтобы не знать об этом. Знали, но не все могли сделать, как надо. Знали, но это очень сложный вопрос, как выправить дело, хотя, мне кажется, мы в общем знали и то, как надо выправить. Возможностей не было.
Дорогу, по-моему, еще не все нашли. А мы, по-моему, нашли довольно надежную дорогу. Многое еще не выполнено, многому еще мешают империалисты. Пока империализм существует, народу очень трудно улучшать жизнь. Нужна оборонная мощь и многое другое. Надо многое построить. От третьей мировой войны мы не застрахованы, но она не обязательна. Однако, пока будет империализм, улучшения ждать трудно. Это мое мнение.
12.05.1976
– Когда осуществляли план реконструкции Москвы, то снесли много исторических памятников…
– Например? – спрашивает Молотов.
– Храм Христа Спасителя.
– А… Храм Христа Спасителя.
– Теперь этот вопрос часто задают.
– Верно?
– Говорят, Каганович организовал?
– На него валят? Да (с улыбкой)? Это уж чересчур. Я не помню, то ли я был председателем, то ли членом этой комиссии, членом-то наверняка был. Приняли решение храм Христа Спасителя заменить Дворцом Советов. За это я проголосовал, но, когда проект показал архитектор Иофан – он не знаменитый архитектор, но как-то оказался наверху и дал проект такого колоссального здания, – тут я высказался против. Я сказал: «Я не подпишу». Начали уговаривать. Сталин сказал: «Надо подписать». Я знал, что сама эта мысль чепуховая. Познакомился с некоторыми замечаниями. Были разговоры, и мне стало ясно, что если поставить Дворец Советов на месте храма, а вверху еще колоссальный памятник Ленину, тогда ноги-то будут видны, а голову не видно. Это абсурд какой-то! Памятник Ленину, а голова и вся фигура вообще не видны. Всякие туманности бывают, и это было бы частым явлением. Просто глупость архитектора, берется за такое дело. Я сказал: «Я не подпишу». Тогда настояли Сталин, Ворошилов, они входили в комиссию – и я подписал.
– Но зачем взрывали-то храм? Можно же было на другом месте этот памятник, если уж хотели, поставить?
– Это сознательно было уничтожено. Сам храм. Против него были возражения. Лично я не возражал… Сохранять храм в центре для чего? Это не какая-то древняя редкость. Это мы придумали. Не подходит он для Советской власти – в самом центре какой-то храм.
– Можно было бы какой-нибудь музей в нем открыть.
– Это правильно. Но неожиданно появился бассейн вместо памятника. Это тоже абсурд какой-то.
– Там, говорят, хорошие работы были.
– Да, там были хорошие работы. Отдельные, кажется, сохранились.
– Они теперь где-то валяются, а там все вместе были собраны. Имена георгиевских кавалеров выбиты. Это слава русского оружия.
– Церковное нам совсем ни к чему. Церковное совсем нехорошо – в самом центре Москвы.
– Зачем же было взрывать? Стоял – и пусть бы стоял!
– Недодумали. Оставить было нельзя, а взрывать тоже не стоило. Не стоило. Я тоже так считаю. Я вот участвовал в обсуждении этого вопроса…
– А почему-то все говорят, что Каганович взорвал!
– Каганович? Антисемитские настроения…
– Ну а кто? Сталин решил? Дал указание?
– Нет, это было принято Политбюро, и наша комиссия была за это.
– Чтоб взорвать?
– Нет, не взорвать, устранить придется храм. Не оставлять на этом месте.
– Но зачем взрывать было?
– Тут не знаю… Но ведь тогда было все равно – взрывать или не взрывать.
– Там такие стены были… Потом пытались ставить фундамент Дворца – ничего не вышло, поплыло.
– Меня это мало беспокоит. Ценности особой я в этом не вижу… Будут разговаривать. Пускай разговаривают. Без этого не обойдешься. Храм надо было снять.
– Под это дело много церквей вообще уничтожено… Закрыть можно. Жалко, что взорвали. Говорят, красивый был. Я не видел.
– Храм вы не видели разве? Он же долго держался.
– До моего рождения. Я в 41-м родился. Это ж до войны было.
– До войны? Пожалуй, да. Я уже не помню… Тут, наверно, не все правильно, но никаких особых претензий, по-моему, нельзя иметь.
– Но зачем взорвали?
– Ну а что значит взорвали? Все равно надо было храм убирать оттуда.
– Там же работы Васнецова, фрески…
– Это в музей, но ради этого храм сохранять, по-моему, нельзя.
– Храм – сам произведение.
– Да ну его к черту…
– Там бы уже не молились…
– Ну а для чего тогда он нужен?
– Стоял бы, как Василий Блаженный. Сталин ведь его спас!
– Это верно. Тот храм более древнего периода, а это уже XIX века… Много прошло лет, конечно, были и неудачные решения. Теперь они кажутся ошибкой, но не всегда так казалось.
09.12.1982
– Прочитал статью о масонах, их роли и характере. Я до сих пор недостаточно обращал внимания, – говорит Молотов. – Они существуют, да и не только существуют, а очень опасное явление – масоны… Не обращаем внимания, а они укрепляются, они против коммунизма решительно, они за капитализм, они за религию, и они в интеллигентских кругах под разными вывесками существуют давно. Проникают довольно глубоко в мещанскую массу, в мелкобуржуазную и тянут в свою сторону… Довольно гибко действуют, и очень злостные, антикоммунистические. Но не выпячивают своих, это для них опасно. У них много загадочного…
– Сейчас много разговоров идет о масонстве. Говорят, что у нас в стране тоже есть масоны, – замечаю я.
– Наверно, есть. Подпольные. Не может не быть.
– И про вас говорят, что вы тоже масон.
– Масон давно. С 1906 года, – улыбается Молотов.
– Вы в партию вступили в 1906-м, вам 16 лет было. А в каком месяце?
– А я сам не помню. Приехал на каникулы к родителям, значит, летом это.
