Что я мог ответить? Только, что прогулялись вхолостую. С удивлением для себя отметил, что вроде бы немного устал после этой прогулки. Хотя от нас до Адмиралтейства не более 4-х мм. После ужина завалился спать.
12 декабря. Пятница.
До обеда написал еще письмо домой и решил его опустить где-нибудь в почтовый ящик по дороге. Позанимался по какому-то учебнику, почитал. Даже стыдно перед товарищами: они вкалывают на работе на холоде, а я бездельничаю в теплой каюте.
После обеда с тем же конвоиром, в том же порядке пошли знакомым маршрутом. Недалеко от Крюкова канала - свист и разрыв где-то впереди за домами. За ним второй, третий и пошло. Такое впечатление, что батарея бьёт не залпом, а поорудийно, по очереди, с интервалом секунд десять. Зашли под арку какого-то дома. Постояли минутку, но мне это укрытие не понравилось: мы шли по левой стороне улицы, а снаряды летят с южной части через правую сторону улицы и вполне могут залететь под эту арку. Тогда нам крышка.
Предложил перебежать на другую сторону улицы - там впереди тоже была арка под домом. Перебежали. Стоим, ждем. Снаряды рвутся недалеко, то ли где-то во дворах домов, то ли дырявят где-то их стены, но на самой улице не разорвался еще ни один. Стоим уже минут десять. Наших орудий что-то не слышно. По распорядку эта батарея должна закончить свой налет и смываться на запасную позицию, пока не накрыли наши батареи или корабли. Вдруг сильный взрыв и звон выбитых стекол метрах в пятидесяти, чуть сзади от нас, на противоположной стороне улицы. Вгляделись: перед той аркой, где мы укрылись в первый раз, темнеет небольшая воронка и расплывается дымок от взрыва. Аж мороз по коже прошел, как подумал, что бы от нас осталось, не перейди мы на новое место. Еще несколько невидимых нами разрывов, и все стихло. Впереди из-за крыш домов в 4-5-ти местах показался дым. Наверное, в разрушенных квартирах начались пожары. Вдруг загремели зенитные орудия. Десятка полтора "юнкерсов" пикируют поочередно на район Балтийского завода.
Двинулись дальше. К Адмиралтейству подошли точно к 14-ти часам. На этот раз следователь был на месте и сразу же пригласил нас в кабинет. Пытаюсь вспомнить сейчас обстановку этого кабинета, и ничего в памяти не всплывает. Наверное, в нем не было ничего, что бросилось бы в глаза. Через верхнюю незамерзшую часть окна просматривались верхушки деревьев то ли сада Трудящихся, то ли в сквере рядом с Зимним Дворцом. Мне было предложено сесть на стул около стола напротив следователя, а моему конвоиру пришлось стоять около двери в кабинете. Следователю на вид не более 30 лет, худощавое приятное лицо без какой-либо растительности, русые волосы короткой военной стрижки, но в каком он звании - узнать не удалось, под белым полушубком не видно. Ноги в валенках, иначе тут не усидишь. На столе только одна стопка мои тетради и блокноты, перевязанные бечевкой.
"Ну, что же, - начал он, - я ознакомился с вашими дневниками. Вести дневники очень интересное и полезное дело. Многие великие люди вели дневники: и Толстой, и Чехов, и Гоголь и многие другие. Но сейчас война. И случается так, что дневники попадают в руки врага. Дневники немецких офицеров и солдат попадают к нам, а наших бойцов к немцам. И, конечно, и мы, и немцы ищем в дневниках то, что может быть полезным в борьбе с противником. На ваше счастье, в ваших дневниках я не нашел сведений, составляющих военную тайну. Мой вам совет: сейчас, во время войны ведя дневник, помните главное: если ваш дневник попадет в руки врага, чтобы он не нашел в нем ничего для себя полезного и не использовал против нашего народа. Пишите, как вы проводите время, как гуляете с девушками (у меня сразу мелькнул вопрос: ну где сейчас гулять с девушками?), что пишут вам товарищи и родные из дома. Забирайте ваши дневники и можете быть свободны", - и он протянул мне небольшую связку с моими дневниками. "А плохо отзываться или ругать в дневнике своего командира, тем более зная, что он читает их, я бы не стал. А то видите, что получилось", - добавил он.
Я спокойно встал. "Благодарю вас.... ", но он не подсказал своего звания. "Разрешите быть свободным?" "Да, до свидания". Я надел шапку, козырнул, повернулся налево и вышел из кабинета. Конвоир за мной. На улице засунул связку за пазуху шинели, глубоко вздохнул, и мы пошагали домой. Теперь уже шли на равных - рядышком, и винтовка у конвоира была на ремне за спиной.
На корабле подошли к каюте старпома, и конвоир доложил о нашем прибытии. Старпом вышел из каюты и с ехидцей спрашивает у меня: "Ну, будешь еще писать дневники?" "Так точно буду! Следователь сказал, что я могу продолжать писать в том же духе". "Что сказал следователь?" - обратился старпом к конвоиру. "Сказал, что он может писать, и отдал ему его дневники", - ответил конвоир. Короткая немая пауза. "Ладно, идите в кубрик", - бросил он мне, уходя в свою каюту.
Захожу в кубрик. Ребята только после рабочей смены отдыхают до ужина на койках, кроме Попова и Панова, которые за столом играют в шашки. Командиры орудий на ремонте не работают и в волю бездельничают, когда остальные на работе. Все глаза с любопытством обращены ко мне. Я молча расстегиваю шинель, достаю связку своих дневников и кладу ее на стол. Снимаю шинель и шапку, вешаю их в шкаф, не спеша развязываю связку дневников и убираю их в рундук. Все молча следят за моими движениями. Первым не выдержал Жентычко: "Ну, что там было? Что сказал следователь?" "Сказал, что прочитал все мои дневники и что я могу продолжать их писать в том же духе. Об этом я уже доложил старпому". "А он что?" "А ничего, сказал, чтобы я шел в кубрик". Под одобрительный галдеж Попов выскочил из кубрика. "Побежал к старпому", констатировал Манышин. "Пусть побегает, я не вру. Свидетелем разговора следователя со мной был мой конвоир, который тоже находился в кабинете", подкрепил я свое заявление.
Около 17 часов начался сильный обстрел района завода. Несколько снарядов, по звуку их разрывов, легли метрах в 30-50 от нас. Обстрел длился почти полчаса.
Вскоре после ужина, только расположились отдохнуть, снова обстрел, который затянулся более, чем на час - до 21 часа. Давно такого яростного обстрела не было. Такое впечатление, что немцы били только по нам и "Стойкому". Вернее - по "Стойкому" и по нам, потому, что в "Стойкий" все же один снаряд в кормовую часть с правого борта попал и разорвался под верхней палубой. Загорелись пороховые заряды в кранцах, но пожар был быстро потушен. Убит один старшина, и трое краснофлотцев ранены. К счастью "Стойкого", да и к нашему счастью, снаряд не попал в глубинные бомбы, что стоят на корме эсминца. И зачем они нужны на корабле, который стоит зимой у завода?
Ребята со "Стойкого" рассказывали, что в конце ноября - начале декабря они участвовали в эвакуации гарнизона с Ханко в очень тяжелых условиях. Погибли несколько кораблей с экипажами и эвакуированными. Конечно, не сравнить с Таллинским переходом, но все равно потери были большие.
