Из дневника генерала М. Жанена (7 ноября 1919 г.):
«Колчак похудел, подурнел, выглядит угрюмо, и весь он, как кажется, находится в состоянии крайнего нервного напряжения. Он спазматически прерывает речь. Слегка вытянув шею, откидывает голову назад и в таком положении застывает, закрыв глаза».[271]
После крушения обороны на Тоболе серьезных боев на Восточном фронте не было. Началось поспешное отступление на восток. Колчак еще пытается воодушевить свои войска, возлагает последние надежды на добровольческие «дружины Святого Креста». В своей речи на празднике «крестоносцев» 26 октября 1919 года он заявил: «Так хочет Бог, и потому я уверен, что мы победим».[272] Но надежды эти были тщетными. Дружины «крестоносцев» были слишком малочисленны, основная часть войска потеряла боевой дух, а резервов больше не было. Боеспособность сохранил лишь 30-тысячный корпус В.О. Каппеля.
Красная армия приближалась к столице Колчака – Омску. Понимая, каким моральным ударом станет потеря этого города, Верховный правитель до последнего надеялся удержать его. 1 ноября он обращается к населению Омска с призывом к обороне города. Откликаясь на этот призыв, Омская городская дума и совещание представителей правительства и общественных организаций постановляют превратить белую столицу в «вооруженный лагерь». Вокруг города начинают спешно рыть окопы.
Но численное соотношение красных и белых войск и подорванное моральное состояние белой армии вынуждают военачальников убедить Колчака, что в таких условиях Омск может стать ловушкой, в которой они будут окружены. При этом они ссылались на пример М.И. Кутузова, который временно пожертвовал Москвой ради сохранения армии. Однако в душе все они, не исключая и Колчака, понимали, что при отсутствии резервов надеяться на реванш безнадежно. Надежда могла еще оставаться только на успех А.И. Деникина. Но и Деникину на рубеже октября–ноября боевое счастье изменило.
Делать было нечего. 14 ноября 1919 года Омск был сдан без боя, не дожив четырех дней до годовщины власти Колчака. Правительство переехало в Иркутск. За ним первыми ринулись чехи, захватившие (благодаря своему положению охраны магистрали) лучшие железнодорожные эшелоны, тогда как русские части отступали пешком по глубокому снегу.
* * *
С падением Омска была окончательно утрачена вера в победу среди армии и всего населения. Впечатление было тем более тяжелым, что власти до последнего заверяли всех, что Омск сдан не будет. Теперь уже не только оппозиционные, но и либеральные круги, ранее безоговорочно поддерживавшие Колчака, начинают почти открыто (хотя и в весьма корректной форме) критиковать его.
Из томской газеты «Сибирская жизнь», посвященной годовщине колчаковской власти и опубликованной на 4-й день после падения Омска:
«Правительство не сумело завоевать того, что называют популярностью… Когда в прошлом году были свергнуты большевики… по дорогам ловили и выдавали красноармейцев те же самые деревни, которые теперь дают приют разбойничьим и большевистским шайкам… Для деревни ничего сделано не было. Даже такое, казалось бы, необходимое дело, как информация крестьянского населения, было предпринято с таким запозданием, которое, в сущности, почти сводило его на нет».[273]
Комментарии здесь, пожалуй, излишни. Даже иркутский «Свободный край» писал в эти дни о «неспособности власти вести страну к победе» (подразумевая под страной, естественно, небольшевистскую Россию), о «глубоком несоответствии между декларациями и заявлениями Верховного правителя и способами их практического осуществления», попрании провозглашенных принципов законности и правопорядка и заключал: «Наши нескромные попытки делать всероссийскую политику окончательно обанкротились».[274] Ему вторил владивостокский «Голос Родины»: «Власть утрачивает и тень авторитета».[275]
Резко обострились в этот период и отношения с чехами. Объективно говоря, чехи действительно оказались в двусмысленном и трудном положении. Фронт они покинули давно, еще до нового года. Как уже говорилось, они и раньше не были сторонниками колчаковского режима, будучи настроены и в массе, и в верхушке демократически (за единичными исключениями, вроде Р. Гайды). Но под давлением эмиссаров союзных держав, которым они подчинялись, чехи сохраняли нейтралитет и внешнюю лояльность, хотя и отказались вернуться на фронт. Волею союзных правительств их удерживали в России и, поскольку вернуть на фронт так и не смогли, то использовали в охране железной дороги, где они не только «на славу» поживились, но и завладели подвижным составом. Однако затянувшееся стояние в Сибири, когда война с немцами была уже окончена и чехи рвались на родину, действовало на них угнетающе, они нервничали и винили во всем Колчака.
Но раньше, пока его власть была прочной, этот ропот был глухим. Теперь же, особенно после падения Омска, он вылился в открытую конфронтацию. 13-го ноября чешский Национальный совет во главе с докторами Павлу и Гирсой обратился к союзникам со скандальным меморандумом. В нем чехи, изображая себя мучениками долга, поставленными в невыносимые условия, и требуя немедленного возвращения на родину (для которого не хватало прежде всего кораблей), заявляли: «Под защитой чехословацких штыков русские военные органы позволяют себе такие дела, перед которыми ужаснется весь цивилизованный мир», приводя в пример «выжигание деревень, убийства мирных русских граждан целыми сотнями» и т.п.[276]
При этом, во-первых, упускалось из виду, что подобные действия давно стали общей чертой Гражданской войны с обеих сторон, во-вторых, умышленно забывалось, что колчаковская власть держалась вовсе не чехословацкими, а русскими штыками, поскольку чехи составляли в общей массе войск в разное время от 1/8 до 1/3, к тому же давно уже стояли в тылу.
Правда, после резкой реакции Колчака чешские руководители неуклюже оправдывались, что их-де «неправильно поняли», что они имели в виду не лично Колчака и его правительство, а произвол местных военных начальников. Но это звучало неубедительно: ведь жалоба на этот произвол была направлена не Колчаку, которому эти «местные начальники» были подчинены, а именно иностранному командованию. Чехами был использован и инцидент с генералом Р. Гайдой. Хотя как раз Гайда в свое время оказал активную поддержку Колчаку, в противоположность остальным чехам, и давно уже оставил чешскую службу, из ненависти к Колчаку чехословацкое телеграфное агентство в Сибири выступило в защиту Гайды и с выпадами против власти.
