Такой ненависти, как к ней, я не испытывала ни к кому, даже к Камилле. Эта женщина отняла у меня отца тогда, когда он был мне больше всего нужен, она отняла у меня понятие дома, потому что считать домом Элторп, где хозяйничала эта тетка, я не могла. В результате в пятнадцать лет у меня не было ничего – ни семьи, ни дома, ни любви родных…
До учебы ли мне было и могла ли я быть послушной и хорошей девочкой? Они сначала ломают судьбы детям, а потом удивляются, что те растут строптивыми и нервными.
В моих резких сменах настроения, приступах булимии и неспособности к усидчивой учебе виноваты мои родители и эта женщина! В шесть лет почувствовать себя брошенной матерью, в пятнадцать преданной отцом и затем выкинутой из дома чужой женщиной и остаться спокойной и уравновешенной едва ли возможно.
Булимия – ужасная вещь. Сейчас уже не секрет, что я ею страдала. Это когда вас мучает неудержимый голод и вы за один прием поглощаете столько, сколько в обычном состоянии могли бы съесть за неделю, а потом организм отторгает все поглощенное. Булимия – болезнь не желудка, а нервов, у тех, кто живет спокойно и уверен в себе, такого не бывает. Это болезнь ненужности, переживаний, заброшенности. И пусть вокруг меня крутилось множество людей, пусть я никогда не бывала одна – сначала девочки в школе, потом слуги, камеры видеонаблюдения, фотокорреспонденты, охрана, – все равно это было одиночество, я понимала, что никому не нужна! И никто, никто не станет страдать, если я вдруг умру!
Наверное, у всех детей бывают такие моменты, мои подружки тоже обливали слезами подушки, если родители не приезжали подолгу или забывали их поздравить с каким-то праздником, но если такое отчаянье надолго, оно становится болезненным. А потом перерастает в сильнейшую потребность, чтобы тебя любили и постоянно говорили об этом.
В такой потребности, наверное, одна из причин нашего с Чарльзом непонимания. Если бы муж хоть раз в день говорил мне, что он меня любит, а не отделывался даже нарочно выбранными подарками по какому-то поводу, если бы мы говорили об этом в королевской семье, я бы просто расцвела. Но в королевской семье просто не принято выражать чувства, тем более без особой надобности.
Особенно трудно, если мама вас бросила, ты была папиной дочкой, а папа женился, даже не поставив тебя в известность! Разве можно простить такую узурпаторшу?
Нашу мачеху называли Леди, Которая Умеет Добиваться Своего. Она действительно умела, вопреки воспитанию, вопреки немыслимому давлению своей матери Барбары Картленд, вопреки всему. Ее девиз: «Совершать невозможное!» Она не только умела добиваться, чего хотела, прежде всего она знала, чего хочет! И потому совершенно не могла понять меня, считая размазней.
Сейчас я думаю, что если бы она тогда нашла со мной общий язык либо я не поддалась бы давлению Сары и не стала воевать с мачехой, я выросла бы совсем другой, и многих проблем моей жизни удалось бы избежать. Рейн умела очаровывать тех, кого желала очаровать, умела найти подход, найти точки соприкосновения. Например, Рейн просто влюбила в себя нашего дедушку – старого графа Спенсера, возила ему шоколад, разыскивала для коллекции уникальные трости… Но главное – она искренне интересовалась историей Элторпа.
Я не могла допустить и мысли о том, что когда-либо помирюсь с Рейн! Мы столько лет почти враждовали… Что же произошло? Однажды Мохаммед Аль-Файед, который был дружен с моим отцом, обратил мое внимание, что за все время только Рейн не наговорила журналистам обо мне ничего дурного, а ведь могла бы… Конечно, я посмеялась:
– Просто ее не спрашивали!
– Не думаю. Просто она не желает зла ни тебе, ни отцу. И твоего отца искренне любила, даже если от этого вам было плохо. Но ведь не Рейн развела ваших родителей…
Конечно, я не сразу приняла слова Мохаммеда, не хватало еще мне восхищаться Рейн или благодарить ее за приличное поведение! Пусть она не разводила маму с папой, но самого папу она у меня отняла!
А потом Аль-Файед все же сделал так, чтобы мы встретились.
И при упоминании о папе я увидела в глазах у Рейн настоящие слезы. Когда он перенес инфаркт, а потом синегнойную инфекцию, именно Рейн сумела добиться, чтобы применили лекарство, еще не прошедшее испытания. Другого шанса не было, и она сумела заставить использовать один-единственный.
Папа выжил и даже смог отвести меня к алтарю, но мачеха не услышала от нас и слова благодарности. Тогда мы с Сарой были убеждены, кажется, даже в том, что саму синегнойную инфекцию папе подсунула Рейн!
Теперь, подумав, я поняла, что Рейн действительно не воспользовалась возможностью заработать на воспоминаниях о моем детстве, а ведь могла бы наговорить репортерам уйму всяких гадостей о моем поведении.
А вот я, рассказывая Мортону о нашей семье, наговорила о Рейн немало гадостей. В общем-то было за что, Элторп она испортила основательно и основательно же разбазарила. Но Рейн в ответ не сказала обо мне никому и ничего.
Мне бы поучиться у нее тогда, в Элторпе, но я ее ненавидела. Все мы, дети Джона Спенсера, Рейн ненавидели.
Человек меняется, возможно, я когда-нибудь стану мудрее и на многое и многих посмотрю иначе, но для этого должно пройти время. Понять значит наполовину простить. Я уже смогла понять Рейн, неужели я когда-нибудь смогу понять и Камиллу? Ну уж нет! НИКОГДА!
Сара встречалась с принцем Чарльзом. Ах, как же я завидовала сестре!
Старшая сестра всегда отличалась завидной самоуверенностью, способностью схватывать нужное на лету и поддерживать разговор о чем угодно. Она лучше нас с Джейн и Чарльзом сознавала, что такое Спенсеры, и умела пользоваться именем. У Сары был роман с Джеральдом Гросвенором, пожалуй, самым богатым наследником, который ее почему-то вдруг бросил. Сара считала, что из-за женитьбы отца на Рейн, что не добавляло ей любви к Рейн.
Сара очень переживала, у нее даже начались проблемы с едой. Только если я позже ела все подряд и в огромных количествах, то сестра, наоборот, перестала есть совсем и стала тощей как спичка.
Не знаю, что с ней было бы, не появись принц Чарльз. О… это было совершенно немыслимо, Сара снова на высоте! Рассталась с самым богатым наследником Англии, зато получила самого завидного. Чарльз умный, спортивный, вежливый, сдержанный, но главное – он принц! Никакие Гросвеноры не могли годиться ему в подметки уже из-за одного этого. У Сары всегда и все было лучше всех, она молодец.
Кому я все это пишу? Сама себе рассказываю о себе? Я научена печальным опытом общения с прессой и с Мортоном, когда сказанное вдруг выглядит совсем не так, как написанное. А написанное на листе бумаги, в книге вдруг приобретает совершенно иной смысл.
