Ответ Канта был достоин великого ироника. «В качестве верного подданного Вашего королевского величества» эта внешне смиренная формула содержала двусмысленность: после смерти Фридриха-Вильгельма II Кант заявил, что он свободен от взятого на себя обязательства (поскольку он стал теперь подданным другого «величества»). В «Споре факультетов» Кант вернулся к толкованию Библии, а в предисловии к работе опубликовал свою переписку с королем.
«Спор факультетов», по словам Канта, – вещь, «строго говоря, сугубо публицистическая». Она полемична и иронична. Особенно ее первая часть, написанная в 1794 году под свежим впечатлением правительственного выговора. Три «высших» факультета – богословский, юридический и медицинский – опираются не на разум, а на указания. Богословы исходят из Библии, юристы из правительственных установлений и даже медики лечат, руководствуясь не «физикой человеческого тела, а руководствами по медицине». (Впрочем, медицинский факультет намного свободнее, чем первые два, и «очень близок философскому».)
Спор между факультетами идет из-за влияния на народ. Последний желает быть ведомым, то есть на языке демагогов – обманутым. И Кант высмеивает позицию обывателя: «То, что вы, философы, болтаете, я сам знаю уже давно; я бы хотел узнать от вас, как от ученых: как бы мне, прожившему нечестивую жизнь, все же в последний момент получить позволение войти в царство небесное; как бы мне, если даже я не прав, выиграть тяжбу и как бы мне остаться здоровым и долго прожить, если даже я тратил сколько хотел свои телесные силы на наслаждения и даже злоупотреблял ими?»
Высшие факультеты – это «правое крыло» парламента ученых, правительственная партия; философский факультет – «левое крыло», своего рода оппозиция, и притом весьма необходимая правительству инстанция. Ибо без его строгой проверки и возражений у правительства не будет достаточно ясного понятия о том, что ему самому полезно или вредно. Философы призваны контролировать три высших факультета, впрочем, они народ скромный: «Можно в крайнем случае согласиться с гордым притязанием богословского факультета на то, что философский факультет его служанка (при этом все же остается открытым вопрос: несет ли эта служанка перед милостивой госпожой факел или шлейф позади нее), лишь бы не закрыли философский факультет и не зажали ему рот». Кант верит в прогресс и надеется, что со временем положение изменится: «последние станут первыми», низший факультет – высшим, разумеется, не в смысле господства (к этому философы не стремятся), «а в смысле советов властям; в этом случае свобода философского факультета и вытекающая отсюда свобода воззрений будет лучшим средством для достижения целей правительства, чем его собственный абсолютный авторитет».
В «Споре факультетов» Кант снова настаивает: церковная вера может не совпадать с религией. «Если я принимаю веру в качестве принципа безотносительно к морали… то такая вера вовсе не часть религии». Вера в библейские поучения сама по себе не заслуга, а отсутствие веры и даже сомнение само по себе не есть вина. «Важнее всего в религии дело». Теоретический разум венчает знание, практический – не вера, а поведение.
Вначале было дело. Так гётевский Фауст интерпретирует Евангелие от Иоанна. В деянии начало бытия, гласит другой перевод. Кант мог бы уточнить: в моральном деянии начало человеческого бытия. «Спор философского факультета с богословским» венчает рассуждение о специфическом отличии человека. Отнюдь не рассудок отличает его от животного, инстинкт – это тоже «род рассудка». Только мораль делает человека человеком. Потеряв ее, человек превращается в животное.
После «Критики способности суждения» проблема человека доминирует в учении Канта уже не подспудно, а явно. Три прежних основных вопроса своей философии он дополняет теперь четвертым, самым главным, – о человеке. Вот свидетельство, относящееся к середине 90-х годов: «Поприще философии в этом широком значении можно подвести под следующие вопросы:
1) Что я могу знать?
2) Что я должен думать?
3) На что я могу надеяться?
4) Что такое человек?..
В сущности, все это можно свести к антропологии, ибо три первых вопроса относятся к последнему».
Человек рожден для общества, говорили во времена Канта. Чем дальше, тем больше Кант думал об этой стороне дела. Признание культуроформирующей (в первую очередь художественной) деятельности в качестве основы мира человека еще не означало для Канта решения всей проблемы человека. В самом развитии культуры Кант обнаружил противоречия, устранить которые не в силах ни сам по себе категорический императив, ни художественная интуиция. Сам по себе человек ничего здесь сделать не может. На что же ему все-таки надеяться? Кант дополняет религиозное и этическое решение проблемы социологическим. Надеяться можно на других, на общество в целом, на его социально-правовые институты. Философия права – это новый рубеж духовного развития Канта, который он взял, уже будучи глубоким стариком. Философия Канта оптимистична. Он не только любит человека, но и верит в него, надеется на его разум, волю, благородство. Вера, Надежда, Любовь – эта триада значила для Канта столь же много, как и уже известная нам, – Истина, Добро, Красота.
Глава седьмая. К вечному миру
Для человека, готовящегося покинуть этот мир, нет ничего утешительней, чем уверенность, что жизнь прошла не напрасно.
Кант
Век Просвещения заканчивался войнами. Царство разума, провозглашенное идейными вождями третьего сословия, обернулось господством чистогана, кровавой борьбой за политическую и экономическую гегемонию…
Революционная Франция не стала дожидаться, когда на нее нападут, и выступила первой. Национальное собрание объявило войну «тиранам Европы». В Пруссии война была непопулярна. Гёте, участвовавший в походе, не скрывал своего презрения к французским эмигрантам, мечтавшим о восстановлении монархии. После неудачи под Вальми он обронил знаменитую фразу: «Отсюда и с сегодняшнего дня начинается новая эпоха всемирной истории».
Французы перешли в контрнаступление. Их войска вторглись на немецкую землю. Пали Майнц и Франкфурт. В Майнце возник революционный конвент, проголосовавший за присоединение к Франции (среди майнцких руководителей выделялись оппонент Канта Форстер и кантианец Дорш). На Франкфурт была наложена большая контрибуция: в Париже считали, что война должна кормить себя сама (а также подкармливать нацию). Во Франкфурте французы не удержались, летом 1793 года они сдали и Майнц. С переменным успехом боевые действия продолжались до апреля 1795 года.
