Абель был великолепно подготовлен как для разведывательной, так и для любой другой работы. К счастью, он обладал удивительной способностью находить себе занятие. Он имел специальность инженера-электрика, был хорошо знаком с химией и ядерной физикой. В Нью-Йорке Марк имел в качестве «прикрытия» фирму, которая процветала на приеме заявок на изобретения. Он неплохо рисовал, и хотя его картины не выставлялись в США, однажды его автопортрет с подписью «Эмиль Голдфус» висел в Национальной академии художеств. Другой портрет Марка с коротковолновым радиоприемником на заднем плане был написан его бруклинским приятелем Бергом Сильверманом. Самое интересное, что американский художник не имел ни малейшего представления о том, что его сосед был человеком энциклопедических знаний, мастерски владеющим кистью, фотоаппаратом, хорошо игравшим на фортепьяно, и в то же время легендарным разведчиком, отменным радистом и шифровальщиком.
И если бы Мильт не совершил невероятнейшую, на наш взгляд, единственную ошибку, позволившую его помощнику Вику узнать, где находится его изостудия, то все могло бы обернуться иначе. С другой стороны, Марка тоже можно понять: выполняя исключительно важную миссию и имея дело не с агентом-американцем, а с советским разведчиком, рекомендованным всезнающим Центром, Рудольф Иванович Абель не допускал и мысли о возможности предательства с его стороны. Он не мог даже предположить, что ему пришлют столь ненадежного, нечестного и морально распущенного человека, каковым оказался Вик — подполковник Хейханен. Известный американский юрист Джеймс Донован — адвокат Абеля — в своей книге «Незнакомцы на мосту» охарактеризовал Хейханена как самого ленивого, неудачливого и неэффективного шпиона, когда-либо направлявшегося для выполнения ответственнейшего задания за границу. Что ж, ошибки возможны в любом деле: не ошибается только тот, кто ничего не делает…»
В 1949 году произошли два события, удесятерившие страх, который внушали Америке Советский Союз и мировой коммунизм: успешное испытание атомной бомбы в Казахстане и установление коммунистической власти в Китае. 1950 год только усилил тревогу. Советский агент Алжер Хисс, привлеченный к суду, был обвинен в лжесвидетельстве. Сенатор Джозеф Маккарти заявил, что администрация Трумэна кишит коммунистами, что китайцы завоевывают Тибет, что Северная Корея нарушает границу с Южной Кореей. Америка находилась в состоянии войны с коммунизмом как на своей территории, так и за ее рубежами.
Но 1950 год стал также и годом разоблачения советских шпионов. Первым был отдан под суд в Лондоне и признан виновным в разглашении государственных секретов Клаус Фукс (агент Чарльз). Затем в Америке были арестованы и осуждены Гарри Голд (агент Раймонд), Дэвид Грингласс (агент Калибр), а также Этель и Джулиус Розенберг. Это обстоятельство побудило ФБР с ожесточением искать советских шпионов среди американских коммунистов, евреев-интеллектуалов; в то же самое время в Москве секретные службы все больше и больше проявляли беспокойство о судьбе «Волонтеров».
Тем временем продолжала поступать очень тревожная информация о том, что «Волонтеры», боясь арестов, сплачивались вокруг Луиса, что ставило под удар всю операцию. Если бы ФБР пошло по их следам и отследило бы цепочку целиком, то оно добралось бы и до Марка. Для того чтобы спасти агентурную сеть, Центр решил вновь законсервировать работу с «Волонтерами», а центральное ее звено — Луиса и Лесли, то есть Леонтину и Морриса Коэн, вывезти в какую-нибудь другую страну, о чем свидетельствует текст шифрованной телеграммы от 16 мая 1950 года за № 126 639, направленной из Москвы в Нью-Йорк:
«Совершенно секретно.
Лично Бобу.
В связи с возникшей ситуацией, в которую могут быть втянуты Луис и Лесли, необходимо принять все меры, чтобы сохранить их как источников информации. Просим через Клода:
— разъяснить им, что Центр обеспокоен начавшимися политическими репрессиями, преследованием инакомыслящих и лиц, связанных с компартией и интербригадой имени Авраама Линкольна. Убедите их, что подобное развитие событий чревато арестом, поэтому им предлагается выехать за пределы Везувия (куда именно, сообщим дополнительно — возможно, они сами предложат);
— обсудите с ними пути и способы официального или нелегального выезда из Тира, для чего, может быть, стоит предусмотреть возможность использования документов, по которым они выезжали в Полинезию;
— предупредите членов группы «Волонтеры», чтобы они не пользовались впредь адресами Луиса и Лесли и не посещали их квартиру;
— предостерегите Луиса и Лесли, чтобы они не вели никаких разговоров о своем предстоящем отъезде из Тира; квартплату им необходимо оплатить за три месяца вперед.
При встрече с ними просим Клода соблюдать предельную осторожность.
В целях обеспечения полной конспирации по выводу Луиса и Лесли из Тира в переписке именовать их впредь Другарями.
Романов.
16. V.1950 г.»
Через несколько дней после того, как эта телеграмма была отправлена, Лесли, возвращаясь с покупками из города, столкнулась с Клодом в прихожей своей квартиры. Он был в домашних тапочках и выглядел настолько необычно, что Лесли лишилась дара речи. Однако Клод, не произнеся ни слова, поднес палец к губам, призывая ее к молчанию. Затем он прошел в комнату и написал карандашом несколько слов на листе бумаги:
«Мы должны общаться письменно, на бумаге. Потом Лесли должна сжечь ее в моем присутствии».
Таким же графическим образом Клод объяснил, что боится, как бы в квартире не были установлены подслушивающие устройства. Следующая фраза заставила Лесли вскрикнуть:
— Черт возьми! Мы никуда не поедем!
Лесли прочитала, что она и ее муж должны покинуть Америку в конце месяца.
Клод вздохнул:
— Но почему же?
Лесли выхватила у него из рук бумагу и карандаш и написала, что в Нью-Йорке остаются престарелые родители Луиса и что он не может их бросить. Сам же Луис преподает в школе историю и не может оставить своих учеников до конца учебного года, то есть до июня. Что внезапное исчезновение Луиса обеспокоило бы руководство департамента образования, которое начнет его поиски, станет расспрашивать родителей и в конце концов этим займется ФБР. Короче говоря, Лесли категорически воспротивилась отъезду и спросила, кому пришло в голову подобное бредовое решение.
Клод. «Оно принято Центром и вызвано прежде всего заботой о вашей личной безопасности. У наших разведчиков существует золотое правило — если им что-то грозит, если есть реальная опасность, что их раскроют, то надо срочно уезжать».
