Крючков чуточку суеверен. Когда-то ему привезли из Бразилии, из бассейна Амазонки, голову водяного, вырезанную из дерева. Там, в сельве, такие идолы крепятся на носу лодки и отгоняют от нее все злое и нечистое. Люди верят, что если такой болван с ощеренными зубами и вытаращенными глазами будет стоять в доме, то никто не посмеет и пальцем тронуть хозяина. Этот страшенный, хотя и добрый дух стоял на полке его кабинета и скалился на всех входящих, изгоняя из них недобрые намерения. Не знаю, взял ли он его с собой в 1988 году в новый кабинет на Лубянке, когда был назначен председателем КГБ. Во всяком случае, мне его не приходилось видеть больше на сторожевом посту. Не уберег он и своего хозяина к концу службы.
У Крючкова были и недостатки. Он нередко ошибался в выборе кадров, что быстро замечалось в коллективе разведки. Обладая прекрасной памятью, он подолгу не мог забыть и зла, причиненного ему. Это зло мучило его и толкало на ошибочные поступки. Но, как бы то ни было, Крючков дольше и лучше своих предшественников руководил разведкой, оставаясь верным и убежденным слугой своего дела. У меня никогда не было оснований сомневаться в его патриотизме.
Его участие в событиях августа 1991 года — это вопрос, на который ответит история. Люди, в мантиях или без, будут предвзяты и необъективны хотя бы потому, что они принадлежат только нашему времени.
Волна теплой благодарности неизменно окатывает мое сердце при воспоминании о моих друзьях-подчиненных. Жалею, что невозможно назвать всех. Но о своих заместителях умолчать было бы грешно, мы с ними делили все тяготы и скупые радости. Каждое утро начиналось со сбора в моем кабинете, где просматривалась веч ночная доза поступившей информации, происходил короткий обмен мнениями и ставились текущие задачи. Каждый из заместителей ведал определенным регионом мира. Ответственность за Западную Европу нес Владимир Михайлович Хренов. Мы его звали «твердым искровцем», он был эталоном принципиальности, честности и порядочности. Его оперативная карьера сломалась рано из-за провала оперативного «контакта» в Париже, и он стал, пожалуй, первым среди нас профессиональным аналитиком. Щепетильная требовательность к выверенное™ фактов, непримиримость, иной раз в воинственной форме, к бракоделам, ажурная, филигранная работа над документами не могли не вызывать восхищения. Если под деловой бумагой стояла виза или подпись Владимира Михайловича, можно было не сомневаться, что в ней все сделано как надо. Он был всего на пять месяцев старше меня, но я всегда звал его уважительно, по-деревенски — Михалыч. Он закончил свой жизненный путь генералом, начальником информационно-аналитического управления, не дожив нескольких месяцев до развала Советского Союза, не испытав, к счастью, горечи, которая неизменно возникает, когда человек видит уничтоженными все плоды своей общественной жизни.
За сотрудничество с коллегами из стран Варшавского пакта отвечал Александр Б., приехавший искать судьбу из маленького железнодорожного поселка Пьянково в Западной Сибири. Большеголовый паренек в деревенской толстовке стал студентом МГИМО. За годы учебы он овладел несколькими иностранными языками. Работал переводчиком на всех уровнях, был на оперативной работе и успел стать ветераном аналитического управления, где проработал в общей сложности свыше 15 лет. Для многих неудобен, потому что прямо высказывает свое мнение, мысли формулирует резко, всегда настроен подвергнуть любую идею, всякий документ критическому обстрелу. Незаменим при дискуссиях, мыслит неординарно, высвечивает события в неожиданных для других логических связях. В 1981 году сопровождал Андропова и Устинова, которые проводили встречу с польским руководством в спецпоезде на железнодорожных путях Бреста. В разговоре с ними Б. слишком критически высказался о некоторых методах работы политбюро ЦК ПОРП и удостоился такой ремарки со стороны Андропова: «Не учите нас управлять государством. Мы с Дмитрием Федоровичем кое-что в этом понимаем». Замещал меня во время моих отлучек. Потом стал начальником управления, но пробыл в этом кресле всего шесть месяцев, потому что был назначен начальником секретариата КГБ. В отставку ушел генералом совсем недавно и работает теперь на гражданской ниве.
Китай и вообще Восток оставались загадкой для всех нас, получивших академическую подготовку и работавших в странах христианской цивилизации. Это особый мир. Ему надо отдать всю жизнь без остатка, если хочешь научиться понимать его. Поэтому среди заместителей начальника управления всегда были профессиональные китаеведы. Одним из них был Ким Александрович Мартынов — синолог Божьей милостью, дважды побывавший в длительных командировках в Пекине. Он знал, как близких родственников, всех китайских руководителей до третьего колена, спросонья мог дать любому исчерпывающую характеристику. Долгая практика работы по Китаю сделала его, по нашим наблюдениям, похожим на китайца. Даже глаза стали чуть раскосыми. Но такого трудолюбия, самоотверженной дисциплины, тщательности в проработке деталей я еще не встречал. Жаль, что трудная семейная жизнь подорвала его здоровье и он преждевременно скончался. После смерти выяснилось, что он писал прекрасные стихи.
Его участок возглавил Владимир Александрович Королев — прекрасный специалист, умелый организатор. Он мало в чем уступал своему предшественнику и имел свои неоспоримые преимущества: весельчак, острослов, автор едких эпиграмм, пародий, он был душой общества. Его отношение к людям было проникнуто дружелюбием, душевной мягкостью. Есть такое понятие — «профессиональная деградация», когда круг интересов сужается до пятачка чисто служебных забот. Врачу-психиатру начинает казаться, что весь мир состоит из душевнобольных, начальник отделения милиции видит в каждом правонарушителя и т. д. Ходили слухи, что Генри Киссинджера жена бросила только за то, что он говорил с ней без конца о международных делах. Для нас В. Королев был надежным лекарством против такой деградации. А как китаевед, он оставался высшим авторитетом для всего корпуса офицеров. Он также стал генералом, когда перешел в штабное управление в качестве заместителя его начальника.
Руководство управления жило как одна семья. Ежедневно в 16 часов мы все собирались на короткий чай в комнате отдыха, смежной с кабинетом начальника управления. За полчаса успевали обсудить организационные вопросы, среди которых кадровые дела занимали большое место.
Раз в месяц устраивались дни здоровья, обычно по субботам. Выходили на лыжную прогулку (летом плавали в бассейне), кроме одного, остававшегося дежурить по управлению. Катались за границами территории нашего комплекса, и никто не догадывался, что катят по лыжне носители всех информационных секретов советской разведки, да и не только разведки. Вдоволь накатавшись, мы шли в маленькую баньку-сауну, парились до изнеможения, пили зеленый чай и, просветленные, возвращались к обеду по домам.
