После этого, 25 апреля, Мао выступил на новом расширенном заседании Политбюро с речью «О десяти важнейших взаимоотношениях», ознаменовавшей важнейший поворот во всем его мировоззрении и отразившей новую атмосферу раскрепощения сознания, начавшую складываться в китайской компартии. Впервые Председатель открыто призвал идти к светлому будущему более коротким путем — по принципу «больше, быстрее, лучше и экономнее», нежели в СССР, — хотя и не представил детальную программу строительства социализма китайского типа144.
Идеи Председателя, однако, показались многим китайским лидерам, в том числе Лю Шаоци, Чжоу Эньлаю и Чэнь Юню, авантюрными. В то время они были заняты подготовкой второго пятилетнего плана, и левацкие идеи Мао не были ими восприняты. Не осознал революционного значения речи Мао и Дэн.
Мао обиделся. «Оказалось, что у меня происходит головокружение от успехов, что я допускаю „слепое забегание вперед“», — саркастически сказал он. И в конце лета объявил «сотоварищам», что собирается оставить пост Председателя Китайской Народной Республики по «состоянию здоровья», сохранив за собой только должность Председателя ЦК компартии145.
Между тем приближалось главное событие 1956 года: VIII Всекитайский съезд Коммунистической партии. На этом форуме Лю Шаоци по предложению Мао, сделанному еще в марте 1955 года, должен был выступить с политическим докладом о работе ЦК, Дэн Сяопин — с докладом об изменениях в уставе партии, а Чжоу — с докладом о втором пятилетнем плане. Сам Мао ни с какой крупной речью выступать больше не собирался, в чем, собственно, не было ничего особенного: Сталин тоже на XIX съезде в основном отмалчивался, поручив сделать главный доклад секретарю ЦК Георгию Максимилиановичу Маленкову. Но так же, как Сталин, Мао, понятно, внимательно знакомился с многочисленными проектами всех документов съезда[55].
Казалось, он остался ими доволен, но это была лишь видимость. Он просто умело скрывал свои мысли и, не особенно сдерживая соратников, испытывал их, лелея свою все более обострявшуюся подозрительность. «Ну, давайте, раскрывайте карты», — будто говорил он им.
И те попали в западню. Даже Дэн совершил ряд промахов. В частности, исключил из устава партии и из собственного доклада об изменениях в уставе термин «идеи Мао Цзэдуна». Это произошло уже во время съезда, на одном из заседаний Политбюро, прямо накануне его выступления. До того во всех многочисленных вариантах устава и доклада указание на «идеи Мао Цзэдуна» как идеологическую основу Компартии Китая сохранялось146. А тут вдруг старый вояка Пэн Дэхуай, явно под влиянием осуждения культа личности в Советском Союзе, взял да и предложил «вычеркнуть» их из устава. С ним сразу же согласился Лю Шаоци147. Дэн тоже не стал возражать: скорее всего потому, что Мао в тот момент не выразил неудовольствия148. К тому же Дэн знал, что начиная с конца 1940-х Председатель неоднократно демонстрировал нежелание выпячивать этот термин. Так, в январе 1949-го он сам удалил его из устава Новодемократического союза молодежи Китая (бывшего Коммунистического союза молодежи Китая), заменив на «идеи о соединении теории марксизма-ленинизма с практикой китайской революции». Устранял он этот термин и из некоторых других документов, в том числе из нового издания третьего тома собственных «Избранных произведений», увидевшего свет в апреле 1953 года149. Из устава партии, однако, он «вычеркивать» свои идеи не предлагал, так что не понятно, почему такой опытный аппаратчик, как Дэн, вовремя не сориентировался. Но факт остается фактом. Дэн совершил ошибку. И Мао, как показало будущее, запомнил это. (В ноябре 1967 года Председатель поделится с некоторыми тогдашними ближайшими соратниками обидами на Дэна и Лю Шаоци, якобы проигнорировавшими его мнение во время VIII съезда партии150.)
А в уставе между тем вместо положения о том, что «Коммунистическая партия Китая во всей своей работе руководствуется учением, которое объединяет теорию марксизма-ленинизма с практикой китайской революции — идеями Мао Цзэдуна», записали: «Коммунистическая партия Китая в своей деятельности руководствуется марксизмом-ленинизмом»151. Выступая же с докладом «Об изменениях в уставе партии», Дэн сделал особое ударение на необходимости бороться «против выпячивания личности, против ее прославления». При этом он высоко оценил XX съезд КПСС, раскрывший перед всеми, «к каким серьезным отрицательным последствиям может привести обожествление личности»152. Позже он оправдывался: «Проект этого доклада составляли несколько человек. Этот раздел писал не я. Насколько я помню, он был написан на основе статьи „Об историческом опыте диктатуры пролетариата“»153.
Оправдания Дэна были, конечно, убоги: ведь в любом случае именно он нес ответственность за доклад, в котором, кстати, содержались и ласкающие слух Мао моменты. В частности, тезис, выдвигавшийся Дэном ранее, о том, что в борьбе с культом личности в Компартии Китая большую роль якобы играет сам Мао Цзэдун. Более того, Дэн заявлял, что «марксизм никогда не отрицал роли выдающейся личности в истории» и что вообще-то «любовь к вождям является выражением любви к интересам партии, класса и народа, а не обожествлением личности»154. Иными словами, давал понять, что любовь к Председателю — дело хорошее и полезное для социализма.
Ну с этим, конечно, Мао не мог не согласиться. Его отношение к Дэну, хотя и несколько затуманенное подозрительностью и обидой на то, что тот не проник в суть его речи «О десяти важнейших взаимоотношениях» и к тому же легко согласился удалить «идеи Мао Цзэдуна», в целом оставалось неплохим. Именно по его, Мао, предложению съезд избрал Дэна Генеральным секретарем Центрального комитета. Этот пост, упраздненный, кстати, на VII съезде, имел гораздо больший вес, чем должность заведующего Секретариатом, так как генсек должен был выполнять не только руководящие партийно-организационные функции, но и играть важную роль в принятии политических решений. Подразумевалось, что он войдет в узкую элиту партийного руководства: во вновь образуемый Постоянный комитет Политбюро. «Я думаю, что Дэн Сяопин человек довольно честный, — заявил Мао. — Он похож на меня. Не то чтобы у него совсем нет недостатков, но он довольно честный. У него есть некоторые способности, и он может более или менее неплохо делать дела. Вы считаете, что он хорош во всем? Нет, он такой же, как я. Он совершает ошибки во многих вопросах, и немало его суждений неправильны. Но он выделяется на общем фоне и может вести дела. Он довольно аккуратный, довольно честный и добрый человек. Люди его не слишком боятся. Я сегодня его немного расхваливаю… Я думаю, что он подходит [для этой работы]. Достоин он или нет, решат все, но я считаю, что он более или менее достоин. Недовольные им люди тоже есть, так же, как и недовольные мною. [Да], некоторые мною недовольны, я такой человек, что многим принес вред. Но сегодня эти люди избирают меня, так как ставят общие интересы выше личных. Вы скажете, что Дэн Сяопин никому не принес вреда? Не верю. Но, говоря в целом, этот человек достойный, довольно добрый, решает вопросы более или менее справедливо и к своим ошибкам относится строго… Он прошел испытание внутрипартийной борьбой»155.
