Я подхожу к окну вагона. Иногда около дорожной насыпи вижу ремонтных рабочих в кепи и синих комбинезонах. Они меняют шпалы.
Скоро наступит ночь, я вызову проводника, и он соорудит из мягких кресел, между которыми сейчас стоит столик, широкую кровать. А пока можно продолжать работу.
Мне нужно отправить статьи в "Правду", "Известия", привести в порядок записи, сделанные во время полета.
Я раскладываю на столике бортовой и радиожурнал, карты, счетную линейку и начинаю заниматься подсчетами.
Валерий сидит с нашими спутниками в соседнем купе. Они играют в преферанс.
"Почему же получился излишний расход горючего?" - говорю я самому себе и начинаю по графику искать часовой расход.
Записываю: "Израсходовали 5600 килограммов за 63 часа 15 минут". Но шум в соседнем купе прерывает мои занятия.
К концу дня вижу из окна вагона унылые берега озера, покрытые белым налетом. Показалось, что это соль. И действительно, вскоре мы подъехали к железнодорожной станции города Большое Соленое Озеро.
Здесь, поблизости, на аэродроме в 1929 году садился самолет "Страна Советов". В те годы это был триумф советской авиации. Как же далеко вперед шагнула моя страна!
Самолет "Страна Советов" летел тогда через Сибирь и Тихий океан. Наш же АНТ-25 - через Северный полюс, и мы собирались идти на посадку в районе Сакраменто или Большого Соленого Озера, если западное побережье будет закрыто низкой облачностью.
Проехав озеро, поезд остановился в городе Огдэн - центре района, в котором живут ковбои.
Я слышал, что в Огдэне ковбои ежегодно устраивают пышные празднества, показывая борьбу и искусство верховой езды. Я рассказал об этом моим товарищам, и мы вышли из вагона на перрон, надеясь увидеть какого-нибудь ковбоя.
Нас встречал мэр города. К нашему удовольствию, он был одет в синий ковбойский костюм - короткую рубашку, отороченную кожей, и брюки с лампасами и бахромой.
- Не покажет ли он нам искусство ковбоев? - попросил Валерий спросить у мэра.
Но мэр города нас огорчил. Он оказался не настоящим ковбоем и чистосердечно в этом признался.
Мы вернулись в вагон. Поезд тронулся дальше. Я начал устраиваться на ночлег.
Постель помещалась у окна, вдоль стены, по движению поезда. Но уснуть на ней было трудно. На поворотах меня бросало то в одну, то в другую сторону. Поезд развил большую скорость. Я долго перекатывался на пружинной кровати, пока наконец не уснул тревожным сном. Утром разбудили друзья.
День 25 июня был похож на предыдущий. Зато вид местности совершенно изменился. В окнах мелькали фермерские участки, огороженные заборчиками, каменные и деревянные домики с мезонинами и служебными постройками. На каждом участке обычно возвышалась металлическая башенка с многолопастным ветряком. Кое-где на полях работали тракторы, чаще виднелись лошади. Мы ехали по стране мелких фермерских хозяйств. Я вспомнил 360 тысяч тракторов, работающих на полях Советского Союза, и чувство гордости за мою Родину охватило меня. Наш тракторный парк производит работу, гораздо большую, чем тракторы или комбайны в Соединенных Штатах, где любой из них неизменно упирается в границу принадлежащей соседу земли.
Кукурузные и пшеничные поля с редкими группами деревьев долго, почти весь день, тянулись по сторонам железнодорожного полотна. По широким асфальтовым дорогам параллельно рельсам мчались автомобили. Многие из них не отставали от поезда.
В полдень поезд прибыл в Чикаго. В этом городе мы могли пробыть не более шести часов - до отхода поезда, отправлявшегося в Вашингтон.
На вокзале в Чикаго нас встретила огромная толпа русских рабочих и работниц. Увидя нас, они запели "Интернационал". Сердце мое забилось частыми ударами. Кто-то одобрительно хлопал меня по плечу. К Чкалову и Байдукову тоже тянулись сотни рук. Вдруг из толпы вышла старушка, напомнившая мне мою мать. Она бросилась к нам и стала всех нас по очереди обнимать и целовать.
Что она переживала? Соскучилась ли по родному языку? Или тосковала по стране, которую давным-давно покинула?..
- Какие же они хорошие да молодые! - говорила она по-русски, всхлипывая и ковыляя за нами, пока мы пробирались по вокзальной площади к своим автомобилям.
В потоке машин мы помчались осматривать достопримечательности города. Иногда наши машины ныряли под эстакады - тогда к шуму улиц примешивался грохот поездов, проносившихся над головой.
Над серыми громадами небоскребов в безоблачном небе кружился самолет. На длинном выпущенном тросе он тянул за собой гигантскую рекламу.
Какой-то пешеход подошел к автомату, бросил в отверстие мелкую монету, и автомат выкинул завернутую в конфетную бумажку резиновую жвачку. Эта жвачка - весьма выгодный продукт потребления, дающий фабрикантам большие прибыли. Пешеход положил "конфетку" в рот и отправился дальше.
Мы прибавили шагу и продолжали идти по шумному стриту, заполненному пестрой толпой.
Из-за угла показалась реклама, рекомендующая освежающий напиток "кока-кола". Я опустил в первый попавшийся автомат пять центов и получил стакан "кока-колы". Сам напиток, говорят американцы, стоит одни цент, второй цент - нажива, три цента обходится реклама.
У нас уже пестрело в глазах от ярких реклам вина, виски, жвачки, отелей, мыла, фотоаппаратов, холодильников, меблированных комнат, пылесосов. Мы проголодались и направились в небольшой ресторанчик-кафетерий, где нам дали завтрак, состоящий из дыни, курицы и чан.
Георгий Филиппович от холодной воды отказался и приступил к дыне и курице. Мы с Валерием решили соблюсти американский обычай - сначала выпили холодную воду, закусили дыней, а потом разделались с курицей, запив ее стаканом горячего чая.
Сегодня мы были свободны от "дипломатической" работы и поэтому, позавтракав, поехали осмотреть Технический музей, где демонстрировался механизированный способ добычи каменного угля.
Лифт опустил нас на огромнейшую, как нам показалось, глубину, и мы очутились в шахте. Экскурсовод начал показывать механизированную погрузку и откатку угля. Потом он предложил нам сесть в вагонетку и объехать шахту.
Путешествие это показалось мне бесконечно длинным. Вагонетка то катилась в сторону, то под уклон, то сворачивала в сторону. Я спросил экскурсовода: "Когда же наконец будет остановка?" - и был крайне удивлен его ответом. Оказывается, вагонетка все время стояла на одном месте. Иллюзия же длительной поездки создавалась полная.
Лифт поднял нас из шахты, и я узнал вторую новость: мы опускались не на большую глубину, а всего лишь на десять метров.
- Поедемте, ребята, на Мичиган, - сказал "чиф-пайлот" Чкалов, выходя из музея. - Говорят, что это озеро напоминает море.
