Немного постояв у входа в мечеть, я, было, уже решился войти вовнутрь, как вдруг услышал рядом голос, прозвучал он не громко, но довольно таки твердо:
— Шурави, не оскверняй святое место своим присутствием.
Я вздрогнул, и резко развернувшись вскинул автомат, в одно мгновение сняв его с предохранителя. Метрах в пяти от меня, на углу мечети стоял какой-то старик. Солнце, заходящее за макушки гор, слепило мне глаза, и я толком не мог разглядеть этого деда. «Откуда он взялся? Ведь никого рядом не было» — подумал я, отходя немного в сторону, при этом не отводя дуло автомата от его фигуры. Отойдя от слепящего глаза солнца, я стал разглядывать старика, держа его на прицеле. Это был сухой, древний старикан с седою бородой и морщинистым лицом, одет он был в длинный халат, из-под которого торчали черные сапоги с загнутыми вверх острыми носами, в руке он теребил бусы, так называемые четки. Судя по виду, это, скорее всего, был местный мулла. Я молча смотрел на него, держа автомат наготове, а старик, между тем, молча смотрел на меня. На его лице не было никаких эмоций, будто б у меня в руках был не автомат, а черенок от лопаты, а я был не обдолбленный советский солдат, у которого «каша» в голове, а обычный милый юноша в военной форме. Никакого страха при виде наведенного на него дула автомата этот старик не испытывал. Его тусклый взгляд не выражал ничего, и походил этот старик на безжизненную мумию, лишь рука, теребящая четки, выдавала в его фигуре что-то живое.
Со стороны этот дедок выглядел как-то нереально, от него веяло непонятной, наводящей легкую тревогу таинственностью. А может это мне, с мозгами затуманенными кайфом, все вокруг казалось таким неестественным и неправдоподобным. Возникло такое ощущение, будто в этом мире уже ничего не существует, только лишь я с автоматом, и этот загадочный мулла возле маленькой мечети, расположенной на фоне бескрайних и могучих афганских гор.
— Чем это я оскверняю это место? — нарушил я молчание.
— У тебя оружие, и руки в крови, — спокойно ответил он.
Я машинально взглянул на свои руки, не сразу поняв смысл сказанного.
— Да не понимай все так буквально, глупый человек, — сказал старик, с еле заметной усмешкой в голосе.
Говорил он на русском довольно-таки сносно и грамотно, хотя и с хорошо заметным восточным акцентом. Хорошо говорить на русском, вообще-то, не свойственно старцам отдаленных кишлаков Афганистана. Даже в наших азиатских республиках не все старики из аулов так хорошо владеют русским, как этот духовский мулла.
— Откуда на русском так хорошо говоришь? — спросил я.
— Я родился и долго жил в Самарканде, и большинство жителей этого кишлака тоже выходцы из советской Азии. Автомат-то опусти. Или ты меня боишься?
«Да действительно, чего это я, как дурак вцепился в этот автомат» — подумал я и, щелкнув предохранителем, опустил свой АКС.
— А почему оказался здесь? — опять задал я вопрос.
— Длинная история, да и тебе она ни к чему, — ответил старик.
— Ты ведь мулла?
— Считай, что да.
— Как это?
— В Самарканде я принял ислам, и какое-то время проповедовал его среди советских мусульман, за что и был объявлен врагом советской власти.
— Наверное, поэтому ты здесь и оказался? — высказал я свою догадку.
— Отчасти, да.
— Значит, есть еще причины? — поинтересовался я.
— Я ведь уже сказал, тебе это знать ни к чему, — твердым голосом ответил мулла, дав понять, что на эту тему он говорить не хочет.
Ну что ж, не хочет этот мулла говорить, почему он здесь оказался, и не надо. Мне вообще-то хотелось поговорить с ним совсем о другом, и поэтому, воспользовавшись случаем, я задал ему интересующий меня вопрос:
— Ну, раз ты мулла, тогда ответь мне, бог вообще существует, или это сказки, которыми вы людям парите мозги?
— Твой вопрос такой же глупый, как и ты сам, — спокойно ответил мулла, продолжая теребить четки.
Довольно дерзко отвечал этот мулла, но его слова у меня обиды почему-то не вызывали, может потому, что говорил он без злобы и презрения, чего не скажешь о большинстве местных афганцев. Ну и я в свою очередь тоже решил говорить все, что думаю о всякого рода вероисповеданиях.
— Ну, хорошо, пусть я глупый. Но раз ты такой умный и веришь в Аллаха, тогда скажи мне, если аллах существует, то почему все это вокруг происходит, почему война, почему убивают людей. Неужели он не может остановить все это? Насколько мне известно, Аллах ведь всемогущ!
— Не спрашивай о том, чего понять не сможешь.
— А ты попробуй объяснить, может и пойму.
— Ничего я не буду объяснять, все объяснения тебе — неверующему, пустая трата времени.
— Почему ты решил, что я не верю в бога?
— Если бы в тебе была хоть капля веры, ты не задавал бы таких вопросов.
— Наверное, думаешь, что тебе, праведному, рай уготовлен, а мы, неверные, все в аду будем гореть?
— Каждый получит то, что заслужил, — ответил негромко мулла.
— Вы, проповедники, всегда говорите одну и ту же ерунду. Попроси еще, чтоб я покаялся в грехах своих, скажи, бог милостив, и если я покаюсь, то он меня простит.
— Наивно полагаешь, что судить тебя будет бог.
— А кто же тогда? Или, может, в священные писания что-то новое добавили? — спросил я с издевкой.
— Тебя будет судить твоя совесть, а прощать свои грехи ты будешь себе сам. И до тех пор, пока ты сам себя не простишь, никакой бог тебе не поможет. Запомни это.
— А не слишком ли простой это выход для грешника, судить самого себя?
— Гораздо проще надеяться на милость бога и на его прощение. А самого себя простить намного тяжелее. Ты еще молод и много чего не понимаешь.
— Вообще-то я простой солдат, и здесь нахожусь не по своей воле. Или ты не знаешь, как у нас призывают в армию? — сказал я, как бы оправдываясь перед этим стариком.
— Все мы в этом мире по воле Аллаха. Совершает человек зло, или же он творит добро, все это не зависит от обстоятельств и от места, в котором он пребывает, — спокойно ответил старик.
— Я не убиваю мирных, а воюю с душманами, — снова попытался я оправдаться, сам не зная, зачем это делаю.
— Кого ты пытаешься обмануть, шурави, меня или себя?
После этих слов я виновато опустил глаза, вспомнив горящие кишлаки и крики мирных жителей, пытавшихся спастись от пуль и взрывов.
Я больше не стал ни о чем спрашивать этого муллу, а немного помолчав, развернулся, и молча побрел обратно. Пройдя несколько шагов, я вдруг остановился и резко обернулся назад, старика возле мечети не было, а может все это мне под кайфом померещилось, и никакого муллы и вовсе не было, хотя какое это имеет значение.
