Тут уж было не до беседы. С пристани Клифф стремглав бросился в ближайший банк. А потому, как быстро он вернулся, можно было предположить, что ему кто-то помогал. Минут через тридцать Клифф принес требуемую сумму.
Он заговорил о постоянных условиях связи, заметил: может случиться так, что он не сможет выйти на встречу, поэтому вместо него может прибыть господин Норман. Так, по крайней мере, он назовется. Норман предъявит фотографию Клиффа и личное удостоверение сотрудника КККП или службы другой страны. На мои возражения против участия в работе другой спецслужбы, кроме канадской, Клифф ответил, что этого требует безопасность. Убежденность в такой необходимости сквозила во всем его облике, и я согласился. Впрочем, подчеркнул Клифф, такая ситуация может случиться только в виде исключения.
О Нормане он сказал:
— С ним можете разговаривать открыто, как со мной. Главное — это компетентный и полномочный человек, опыт которого будет способствовать нашей общей работе.
Я, в свою очередь, обратил внимание Клиффа на то, что мои встречи с ним формально ничем не прикрыты. Я коммерсант, моя узкая специальность — пластмассы, поэтому и прикрытие сотрудника КККП, работающего со мной, должно быть близким к такой специальности, хотя бы формально.
Расстались на берегу Рейна. Всегда веселый и жизнерадостный, Клифф уходил со встречи хмурым и тусклым. Его плотная фигура, в тот день сутулая и понурая, медленно удалялась вдоль пустынной набережной…
На другой день после прибытия из Швейцарии я первым делом зашел к Михаилу Ивановичу, «своему» генералу, который живо интересовался ходом операции «Турнир», не вдаваясь в подробности.
В общих чертах я передал суть результатов визита, с огорчением сказал, что записать беседу с Клиффом не удалось — передача опертехники сорвалась. Михаил Иванович рассмеялся:
— Тут на тебя от бернского резидента пришла шифровкой «телега». Он не пожалел красок: ты и упрям, и заносчив, и недисциплинирован. Короче, «грех» со срывом записи беседы он с себя снял.
И пока я приходил в себя от услышанного, генерал, загадочно посмотрев на меня, передал часы. Модные, массивные, с металлическим браслетом.
— Обрати внимание на крохотную точку внизу циферблата. Действительно, там поблескивало какое-то отверстие.
— Ты был, возможно, на грани провала. Это первые образцы с приборами обнаружения работающих магнитофонов. Часы, а они настоящие, обнаруживают слабое магнитное поле от работающего микроэлектромотора на расстоянии одного метра…
Меня же бросило в жар, внутри все оборвалось — это был запоздалый страх. Вот и не верь после этого в предчувствия.
Михаил Иванович достал из шкафа бутылку коньяка, густота цвета которого говорила о его высоком качестве, наполнил две крохотные рюмки:
— Ну, поздравляю с удачной неудачей…
Даже бывая за рубежом, больше сигналов я Клиффу в этот год не подавал. Отсутствие связи с «московским агентом» должно было его и службу беспокоить.
Поэтому я не удивился, получив в конце года приглашение на прием, устроенный министром иностранных дел Канады «по случаю визита Канадской торговой делегации и Советско-канадской смешанной комиссии» в ресторане «Прага».
На приеме встретил нескольких канадских бизнесменов, которых довольно хорошо знал, и некоего Олейникова, канадского гражданина русского происхождения, выходца из Югославии. В разное время он работал профессором кафедры славянского языка в Макгилльском университете, переводчиком в «Интуристе», «Аэрофлоте» и ИКАО, регулярно подвизался на многих мероприятиях, где требовалось хорошее знание русского языка. Знал он его не просто отлично — был лингвистом по призванию и специализировался на славянской литературе.
Сложилось так, что ни канадцы, ни мы не считали Олейникова «своим». От такого положения он страдал, но зарабатывал весьма неплохо.
На приеме Олейников выступал в качестве референта-переводчика. Меня он явно сторонился и даже случайно не хотел оставаться наедине. Возможно, таковыми были инструкции КККП.
В январе семьдесят седьмого года в адрес отделения торгпредства в Монреале пришло письмо фирмы «Виркем оф Канада» за подписью брата Джеффри. Вслед за ссылкой на телефонный разговор, в письме говорилось о знакомстве со мной на «Экспо-67» и с 1969 по 1972 год в Монреале. Брат Джеффри сообщал, что собирается летом побывать в Москве, а потому просит указать ему, где можно найти его друга Максимова.
Семьдесят шестой год начался с подготовки масштабной акции «Пять стран», суть которой была в оказании средствами разведки помощи Внешторгу в получении документальных сведений о финансировании Западом проекта комплекса гигантской мощности по производству искусственного волокна. Речь шла о сумме в миллиард долларов, участии в коммерческой сделке нескольких Десятков фирм-производителей оборудования и владельцев ноу-хау. Участниками «контракта века» были Англия, США, Франция, ФРГ и Япония.
Основная коммерческая информация пришла от источников в Японии. В целом помощь разведки позволила советской стороне располагать в полном объеме коммерческой информацией по миллиардному контракту. Внешторг высоко оценил усилия, направив официальное письмо руководству КГБ с указанием конкретной экономии — 200 миллионов долларов. А работой занимались всего три разведчика, два зарубежных источника и один «помощник» — специалист по конъюнктуре рынка. Все мы за получение сверхконфиденциальной документальной информации по условиям и ценам были награждены грамотами за подписью председателя КГБ. Чего-чего, а душевности и бумаги в КГБ хватало.
Но главное — тогда я глубочайшим образом уверовал в прикрытие как фактор в разведывательной работе.
В семидесятые и восьмидесятые годы в рядах чекистов насаждалась партийная прослойка некомпетентных людей, в основном руководителей. Сейчас, в конце девяностых, некоторые посты заняли всплывшие на поверхность посредственности — эти «серые мыши» любого «тонущего корабля». Они глубоко скрывали свою некомпетентность и оказались наверху в силу личной преданности группам, кланам, порожденным «смутным временем». Но история со временем все расставит на свои места.
В конце семьдесят шестого года сидел я с одним из сотрудников на Дзержинке и беседовал о делах во Внешторге. Неожиданно он спросил:
— Слышал, что в ФРГ арестовали нашего разведчика из НТР? — и он назвал фамилию.
— Впервые слышу. Мы ведь узнаем о таких случаях не от своих отцов-командиров, а от «вражеских голосов» типа «Би-би-си» или «Свобода».