Затем Чжялцаб-дарма-риньчэн начал молитвенное обращение к Цзонхаве, а собрание духовных читало вслед за ним. После этого он отправился на жительство во дворец Цзонхавы и стал во главе духовных. Он сделался, таким образом, первым наместником Цзонхавы и вторым «золототронным» или «золотопрестольным», считая первым самого Цзонхаву. Сначала положение это, как и в других монастырях, являлось должностью настоятеля галданского монастыря, со временем же, когда были уничтожены должности настоятелей в двух других монастырях (Сэра и Брайбуне), галданский настоятель, как наместник Цзонхавы, не только остался, но и приобрел еще большее влияние и теперь является лицом, почитаемым духовными всех монастырей, соседних с Лхасой.
Настоятели большую часть года живут в Лхасе, хотя не принимают активного участия в светском управлении страной. Они являются поэтому исключительно хранителями религиозных традиций, ведущих начало от Цзонхавы, и, как наместники его, они имеют печать, приписываемую Цзонхаве. Печать эту они прикладывают к ответам на вопросы интересующихся предсказаниями и на дипломы, выдаваемые на разные ученые звания. Дипломы эти в Центральном Тибете не имеют особого значения, но в Амдо и в особенности в Монголии почти повсюду признаются действительными, и обладатели их пользуются правами получивших высшие духовные степени по богословским, медицинским и тарнистическим наукам. Дипломы галданских наместников продаются, и даже недорого, но в Амдо и Монголии этим не интересуются и в большинстве случаев не знают, как они получаются, а получаются они следующим образом. Стоит самому написать на гладком китайском атласе желтого цвета или просто на бумаге текст диплома на звание, которое желают получить, и с 20 тибетскими монетами подать наместнику для приложения «цзонхавинской» печати.
Внешним отличием настоятеля является желтая шапка цзонхавинского образца банша, носимая постоянно и, желтый зонт, несомый над ним. Седалище его устанавливается немного ниже далай-ламского. У тех из бывших настоятелей, которые оставили после себя значительные средства, достаточные для содержания, как подобает, своих перерожденцев, последних отыскивают часто на первоначальной родине покойного. Поэтому много таких перерожденцев находится в Амдо, Каме и других провинциях, но не было еще случая, чтобы галданским настоятелем был монгол. Предание говорит, что чжунгарский предводитель Галдан-бошокту покинул Тибет для мести за убиение своего отца лишь накануне своего вступления на наместнический трон, чем лишил последующих монголов счастья достигнуть этого удела, потому что духи-хранители, недовольные поступком Галдана-бошокту, стараются не допускать их к престолу.
Закончив этим описание Галдана, мы скажем, что благодаря положению монастыря на большой высоте я две ночи провел без сна вследствие сильной одышки и страшного гнета, лишь только начинал засыпать. Поэтому 8-го числа решил вернуться в Лхасу, и под вечер, спустившись с горы, я спокойно заснул в доме одного тибетца, тут же под горой.
9 мая отправились далее и после 15 верст пути прибыли к старинному замку Дэчэн-цзон, где в ожидании лодок пришлось заночевать.
10 мая, утром, сели на одну из кожаных лодок, отправляющихся отсюда ежедневно в Лхасу, за плату 0,5 монеты с человека, и в тот же день к полудню прибыли в Лхасу.
Глава ХII. Монастырь Брайбун
1. Путь от Лхасы к Брайбуну
Дорога в Брайбун в большей своей части общая с дорогой на запад по правому берегу Чжи-чу (Кьи-чу, Уй-чу). Эта часть дороги, ввиду частых посещений этого большого монастыря, постоянно исправляется, так что представляет одну из лучших дорог во всем Центральном Тибете, где дороги находятся в очень плохом состоянии.
Лишь только минуете Бар-чод-дэн, начинается низкое, заливаемое водой место, по которому на протяжении более ста саженей идет хорошо утрамбованное приподнятое шоссе достаточной ширины и никогда не захватываемое водой. Затем, с прекращением шоссе, начинается песок вала левого берега искусственной отводной канавы. Возле этого вала на солнцепеке находятся 4–5 банаков – жилищ нищих, питающихся подаянием на этой большой дороге, к тому же в этом месте с ней перекрещивается и дорога Лин-хора. Против этих нищих людей находятся своего рода нищие петухи, которых изгоняют сюда хозяева, не желающие лишать их жизни, но в то же время отказывающиеся держать этих бесполезных и беспокойных птиц в своих курятниках. Эти изгнанники питаются также подаянием благочестивых людей, приносящих им зерно, и проводят скучные дни, развлекаясь лишь обычной дракой, хотя и не имеют предметов ревности.
После этого места дорога переходит через канаву, на которой ради дождливого периода устроен каменный мост. В зимнее же время эта канава высыхает, и пешеходы переходят по сухому дну ее. Затем дорога очень расширяется, так как, смотря по времени года и степени заливаемости этого места, она постепенно подвигается налево к песчаному валу, идущему параллельно. Почти на конце второй версты от моста встречается речка, которая требовала бы моста, но которого почему-то не устроено, и пешеходам приходится перескакивать с камня на камень или же, проще, снимать сапоги и переходить вброд, что не всегда удобно. Затем почти целая верста идет по твердому грунту с мелкой травой, служащей пастбищем городского скота. Тут же пастухи поставили свой шалаш, подле которого сушат тщательно собираемый помет пасомого скота. На конце этого участка протекает быстрая, никогда не высыхающая речка, через которую перекинут каменный мост. На левом ее берегу, в полуверсте от дороги, находится обширный сад, принадлежащий здешнему кашмирскому обществу. В этом саду кашмирцы устраивают пикники и празднества. На юго-западном углу сада находится их кладбище.
От последнего моста дорога снова идет по каменному месту, вследствие чего здесь опять выложено шоссе, доходящее до начала подъема в горы. Длина этого шоссе около 2–2,5 версты. На этом пути, по правую руку, в стоячем болоте, тянущемся в длину верст на 5, растет высокостебельная трава вроде камыша, которая принадлежит центральному правлению и ежегодно выжинается назначенными по наряду простолюдинами, преимущественно женщинами. Эти люди жнут траву серпами, стоя в воде выше колен, и, вытащив ее на сухое место, высушивают и на своих же плечах ежедневно переносят в Лхасу. В этой работе за ними следят особые надсмотрщики, которые с большими, длинными палками в руках побуждают к усердию, нередко сами залезая в воду.
Лишь только оканчивается шоссе, начинается твердый и каменистый грунт предгорья. Небольшие камни, столь сильно мешающие и конным, и пешим путникам, понятно, давно служили предметом желания убрать их и тем очистить дорогу. Такие расчистки дороги исстари сопряжены с религиозным культом, а именно: из таких камней складываются кучи как бы в жертву духу данной местности. Каждый проезжающий, не говоря уже о прохожих, считает своим долгом слезть с коня и, подобрав с дороги хотя бы один камень, бросить в эту кучу. Поэтому в местах, где очень много камней, образуются довольно солидные кучи, пример которых можно видеть и здесь, подле скалистой оконечности горного носа. Эта куча имеет конусообразный вид, в вышину она около 1,5 сажени, вышина ее еще увеличивается укрепленными на верхушке кучи многочисленными прутьями и палками, к которым привязываются куски материи и ленты, часто исписанные молитвами. Напротив этой кучи, на скале, находится маленькая часовня, в которой, как полагают, обитает дух, хозяин этой местности. Между часовней и верхушкой кучи натянуты шерстяные веревки, с лоскутами с молитвами, которые колышутся от ветра, что признается равносильным прочитыванию соорудителями молитв, начертанных на лоскутках. Дальше этого горного носа дорога некоторое время идет по песчаному месту и, пройдя около версты, поднимается вверх снова по твердому грунту высокого правого берега глубокого оврага, а еще через версту или полторы приводит к наружным воротам монастыря Брайбун.