И второй запуск заставил Геринга радостно зааплодировать. Осыпав проклятиями своих спутников, он наконец рявкнул на них:
– Почему у этих ребят все получается, а у вас нет? Пусть они вам покажут, как надо работать!
Бедное старое люфтваффе!
И после этого он уехал.
Глава 30
Рабочая команда Дорнбергера – слишком поздно!
Ситуация в воздухе менялась от плохой к очень плохой. День и ночь над Германией с ревом и грохотом шли бесконечные армады бомбардировщиков. Наши успехи в обороне постепенно сходили на нет. И оставалось только вопросом времени, когда наши города, заводы и центры связи превратятся в руины.
Каждый раз, когда стаи бомбардировщиков ревели над головой, я в бессильной ярости вспоминал ту близорукость, которую в начале войны проявили те, кто отвечал за вооружение нашей авиации, их полную неспособность понять слабость нашего военно-промышленного потенциала в сравнении с Соединенными Штатами.
Как много изделий мы пытались создать и представить им на рассмотрение! Еще в 1939 году фон Браун предложил ракетный перехватчик, способный при вертикальном запуске за шестьдесят секунд подниматься на высоту 10 500 метров, где получал возможность атаковать эскадрильи бомбардировщиков. Я до сих пор вижу кислые улыбки на лицах чиновников министерства авиации, которые осенью 1941 года наконец отвергли это предложение.
«Наши истребители позаботятся об обороне воздушного пространства!» Так и было решено. Но даже тогда я знал, что недалеко то время, когда они будут слезно молить о таком оружии и требовать, чтобы оно было готово через пять минут.
Та же близорукость господствовала, когда встал вопрос о последней стадии создания и начале массового производства немецкой противотанковой ракеты, с которой может управляться один человек. В феврале 1942 года, после первой крупной неудачи в России, я предложил такое оружие. Мы провели все необходимые испытания этого ракетного снаряда со взрывчаткой. Для производства сотен тысяч экземпляров данного дешевого оружия требовалось лишь одобрение управления вооружений сухопутных войск. Но он отверг эту идею. Его чиновники заявили, что снабдить подобным ракетным оружием пехоту на передовой линии невозможно, потому что оно тут же обратит на себя внимание и будет выведено из строя. И лишь когда американские базуки убедительно проявили себя на тунисском фронте, стало ясно, что упущенное время было выброшено на ветер, после чего противотанковые ракеты были спешно запущены в производство.
Воздушная обстановка ухудшалась с каждым днем. К тому же в начале декабря 1944 года профессор Петерсен, глава комиссии по оружию дальнего действия, перенес инсульт. Вскоре, после того как он вышел из строя, меня пригласили на встречу с главой конструкторского отдела министерства вооружений. От имени Шпеера министр, полковник Гейст, спросил, не возьму ли я на себя руководство комиссией.
Всего год назад мне было объявлено, что для меня это невозможно, – как армейский офицер, я не могу получить министерские полномочия в связи с моей программой «А-4» и отдавать приказы организациям, входящим в министерство вооружений. А теперь, когда они просто не знали, что делать дальше, я буду для них таскать каштаны из огня. Едва только проблема стала неразрешимой, ее поручили мне. Я отклонил это предложение. В качестве причины я привел соображение, что я не au courant, то есть не в курсе дела и не претендую на руководство министерской комиссией, в которую входят первоклассные специалисты. Гейст попросил меня тщательно обдумать ситуацию и через несколько дней сообщить о своем решении.
Я рассказал об этой идее фон Брауну. Похоже, он все знал о ней. У меня создалось впечатление, что его попросили убедить меня дать согласие. Но я не мог отделаться от серьезнейших сомнений. Я был неколебимо убежден, что война проиграна и окончательный крах – вопрос лишь нескольких месяцев. За столь короткое время ничего нельзя было добиться при помощи столь неуклюжего инструмента, как эта комиссия.
Фон Браун предложил, что комиссию надо оставить в покое и сформировать рабочую группу из нескольких инженеров и ученых, которые действительно занимаются исследованиями и конструированием. Я же могу использовать свой пост в министерстве вооружений, чтобы проталкивать то, что необходимо сделать. Такой подход заинтересовал меня. Я нуждался, чтобы вокруг меня были люди, говорящие на моем языке, люди, которые в самом деле работали, люди, которые, нуждаясь в помощи, обращались бы ко мне и могли получить ее в силу моего опыта и официального положения. Одним словом, для решения подобной проблемы я нуждался в инженерах – людях действия, а не чиновниках.
Несмотря на мои сомнения по поводу оставшегося у нас времени, мы наконец все же создали так называемую рабочую группу. В конце декабря у меня состоялась еще одна встреча с Гейстом, который сказал, что поговорит с министром.
12 января 1945 года по приказу Шпеера рабочая команда Дорнбергера стала частью конструкторского отдела министерства вооружений, имея перед собой задачу положить конец превосходству союзников в воздухе. Все десять человек команды обладали практическим опытом. И если положение дел вообще можно было спасти, то сделать это могли лишь данные специалисты.
Увы, мы забыли о существовании Каммлера. Министерство вооружений, единственная организация, которая продолжала сопротивляться ему, не пригласила Каммлера на предварительные переговоры. Когда он услышал о моем назначении, то немедленно уговорил Геринга сделать его специальным уполномоченным с задачей «положить конец воздушному террору». Состоялось несколько откровенных разговоров. Затем без дальнейших церемоний он, обретя новую должность, назначил меня и мою рабочую группу своим техническим штабом! Наконец Каммлер осознал, что в дополнение ко всем своим обязанностям не в состоянии руководить и технической стороной дела.
Это двойное назначение обеспечило меня большими преимуществами. От имени министерства вооружений я мог командовать гражданскими властями и промышленностью, заставляя их предпринимать любые шаги, которые мы считали необходимыми, а как сотрудник Каммлера имел точно такую же власть и в отношениях с военными властями. Теперь кроме зенитной артиллерии мы отвечали за все ракетное оружие и за противовоздушную оборону. Наконец-то после бесконечных ожиданий в эти последние месяцы войны я обрел ту власть, о которой так долго мечтал и за которую тщетно боролся в связи с «А-4».
Тем не менее облегчения она не принесла. Было слишком поздно. Проблема стала неразрешимой. Во мне жило внутреннее убеждение, что у нас осталось всего несколько месяцев и, что бы мы ни делали, решительно изменить ход событий невозможно. Глупость этих дурацких приказов, которые каждую весну с убийственной неотвратимостью повторяли одними и теми же словами, что все плановые работы, не законченные к осени, прекращаются, теперь мстила за себя.
