Борис Мессерер, перед премьерой ожидавший и успеха, и скандала, признает сегодня:
– У «Кармен-сюиты» – счастливая судьба. Я иногда в шутку говорю, что состоялась «карменизация» всей страны.
– Сегодня снова у нас популярна «Кармен», – подтверждает Борис Акимов, по-прежнему работающий в Большом театре, сейчас он педагог-репетитор. – Какой-то период его не было, потом его вытащили, потому что он очень удобен: один акт. Балет очень такой симпатичный внешне, так и остался, не потерял современности с точки зрения дизайна. Мессерер очень хорошо это сделал. Он так смотрится сегодня хорошо. И девочки любят. А все-таки нет. Нет! А Майя Михайловна… Это на нее сделано, на ее внутреннее состояние, ее характер, понимаете? Этой Кармен Плисецкой, к сожалению, нет.
Но так можно сказать практически про любого второго исполнителя. Любой человек, часто бывающий в театре (а я бываю очень часто) знает, что уникален не только каждый исполнитель, но и каждый спектакль. Вы можете несколько вечеров подряд ходить на один и тот же спектакль, но всякий раз он будет немного иным – по исполнению и настроению. Это зависит от множества факторов – настроения артистов, их самочувствия, готовности, от станцованности ансамбля – того, как артисты взаимодействуют друг с другом на сцене. Двух одинаковых спектаклей не бывает. И несмотря на то, что «Кармен-сюиту» с Плисецкой в главной роли долго танцевал один и тот же состав исполнителей (Виктор Барыкин подчеркивал, что для Майи Михайловны очень важным качеством было доверие, и в «ее» спектаклях танцевали те, кому она действительно доверяла), все спектакли чуть-чуть да отличались. И если вы посмотрите записи, то увидите и это, и то, что сама Плисецкая преподносила свою Кармен всякий раз немного иначе. Поэтому каждый исполнитель – единственный в своем роде. Если «Кармен-сюита» у всех (ну, или почти у всех) ассоциируется с Плисецкой, значит ли это, что другие балерины не имеют права танцевать Кармен? Если вы ответите «да», то проголосуете за смерть прекрасного балета. Вряд ли Майя этого хотела. «Люблю смотреть этот спектакль из-за кулис, когда в это время танцуют другие», – признавалась она.
Этот балет и сегодня особенный, уверен Виктор Барыкин.
– И с таким удовольствием работают люди! И до сих пор он современно смотрится, потому что находятся какие-то новые краски. В то же время хореография, несмотря на то что это шестьдесят седьмой год – давным-давно, – сморится современно. И зрителю все понятно. Потому что есть взаимоотношения на сцене, есть персонажи. Не просто мальчики и девочки – я хочу, чтобы на сцене были мужчины и женщины. Потому что иначе это смешно смотрится. Я не могу такое смотреть. Были просьбы сделать и в Алма-Ате, и в Казани. Надеюсь, что еще будет время.
– Скажите, а те балерины, которые сейчас исполняют Кармен, не мешает ли им авторитет Плисецкой? И когда восстанавливают балеты, принято ли, чтобы они смотрели, как это делала она? Могут ли повторить или, наоборот, сделать что-то свое?
– Я прошу, чтобы они смотрели, безусловно. К сожалению, записи сделаны, когда Майя Михайловна была уже достаточно в возрасте. А вот верхняя часть – настроение, взгляды, о чем каждое движение… Там все очень взаимосвязано. Вот это реагирование друг на друга… Там столько красок! Каждый раз, возобновляя этот спектакль, я сам для себя открываю какие-то краски. Потому что спектакль фантастический! Я его обожаю. Этот спектакль был одним из моих первых, Коррехидора я сделал. Это была моя вторая афишная роль после Икара в балете Владимира Васильева. Поэтому я очень люблю этот балет, я прошел от кордебалета, потом Коррехидор, а вот закончил уже Хозе. Для меня этот спектакль просто кусок жизни. И кусок хлеба, я вам скажу.
– Сейчас.
– И сейчас, и тогда, потому что мы очень много гастролировали с этим балетом.
Некоторым исполнительницам повезло: с ними поработала сама Плисецкая. Хотя ни педагогом, ни репетитором она никогда не была и никогда к этому не стремилась, признаваясь, что не ее это, не ее. Она хотела только танцевать и творить новое. Мастер-классы, случалось, давала, это да. Но чтобы постоянно, изо дня в день приходить в репетиционный зал и оттачивать движения других – нет, ее стихийной взрывной натуре такое скучно. Виктор Барыкин рассказывает, как однажды буквально затащил Плисецкую на репетицию «Кармен-сюиты» в Мариинском театре, где в это время хореограф Алексей Ратманский ставил свою «Чайку» на музыку Родиона Щедрина:
– Майя Михайловна с Родионом Константиновичем приехали как раз на премьеру, а я делал «Кармен». Ульяна Лопаткина танцевала первый спектакль. И была Катя Кандаурова, прима-балерина. Она тогда молодая еще совсем была. Очень интересная. Рыжеволосая такая же, она мне чем-то Майю напомнила, и после репетиции «Карениной» я подошел к Родиону Константиновичу и попросил: «Хочу забрать Майю Михайловну на часочек, на полчаса, хочу девочку одну показать». И пригласил ее на репетицию к Кандауровой. Это нужно было, конечно, снимать, потому что Майя настолько завелась, когда увидела такой персонаж, который ей…
– Напомнил себя?
– Да, да! И Катя Кандаурова была очень хороша. Она была какая-то такая же стервозная. Что-то там было в характере от Майи Михайловны в Кармен. Поэтому Майя завелась, она столько ей показала, столько подсказала… И Катя благодарила потом: «Ой, спасибо, что Майю привели сюда в зал». Я думал – ну, полчаса, сказал: «Ну, посмотрите, Майя Михайловна, посмотрите, девочка очень интересная». А Майя полтора часа с ней… Потому что такое количество нюансов в этом спектакле.
Репетировала Плисецкая и с Анастасией Волочковой. Хотя потом от понятия «репетировала» сама открещивалась: «Настя меня попросила показать ей, но уже готова была у нее партия. Она выучила. И поэтому она не очень воспринимала то, что я ей сказала. И потом, знаете, одна репетиция. Конечно, уже выученная партия, с одной репетиции ей уже было невозможно объяснять что-то. Я не могу сказать, что я с ней работала». И как будто оправдываясь: «Я хотела ей подсказать какие-то вещи. Ведь Кармен не просто здесь стоит, потому что она хочет красиво ногу показать. Нет. В этом есть агрессия. Она агрессивно смотрит на весь мир. И вот в этой позе, в этой агрессии – весь ее характер. Если просто задрать ногу, это бессмысленно… Я ей сказала: “Насть, не дери так ногу, она ружье держит, а не ногу. Это выстрел. А когда нога вверх – стреляет мимо”. Это только один маленький пример, а все сорок пять минут балета так. Альберто Алонсо поставил все, даже взгляд. Каждое движение – смысл, каждое движение – “почему-то”. Тогда это роль».
Елена Радченко, сама танцевавшая Кармен, но признававшаяся, что делала это исключительно на гастролях («Импресарио требовали!»), а танцевать в театре в России и не рискнула бы, вздыхает:
– Вот делаешь те же движения, что и Плисецкая, вроде как и по облику тоже… Но смотришь – ну детский сад. Ну невозможно ее… Себя посмотришь, потом Плисецкую. Как говорится, две большие разницы. Это говорит о том, какая гениальная Плисецкая. Это не повторить никому. От слова «никогда».
– Можно ведь не повторять, можно попробовать сделать по-другому.
– Вот и пробуют.
Спрашиваю у Бориса Мессерера:
– Вы видели, как другие танцуют Кармен?
– Видел, да. Они, как правило… Майя сказала после того, как увидела одну исполнительницу… сказала примерно: ее не за что убивать. Такой смысл.
В телевизионной программе «Сати. Нескучная классика», когда в гостях у Сати Спиваковой была Майя Плисецкая, они как раз говорили об этом эпизоде. О том, что слова «полюбить эту Кармен можно, а вот убивать не за что» (цитата не совсем точная, но смысл передан верно) принадлежат супруге Бориса Мессерера – прекрасному поэту Белле Ахмадулиной. Сати Спивакова спросила у Плисецкой, правда ли, что это было сказано именно о Волочковой. «Правда», – подтвердила балерина.
