— Да. Он знал все тонкости и электронного подслушивания, и связи с агентами, и проблем обслуживания высшей власти и Белого дома, и чего хотите. В этом смысле, конечно, прорыв советской разведки был мощнейшим.
Но по большому счету усилия советских разведок в прошлые годы, по сути, закончились впустую — они не сумели ни обеспечить безопасность своей Родины, ни сохранить Советский Союз и его систему. Так что провал был стопроцентным.
— Они и себя не сумели сохранить.
— Да, и себя не сумели сохранить. Они были разгромлены на каком-то этапе. Но дело не в этом. При сопоставлении числа предателей и перебежчиков соотношение будет приблизительно 70:15 в пользу Соединенных Штатов. Я говорю только о сотрудниках разведки и контрразведки, а не об общем числе шпионов, захваченных обеими сторонами. 70 из Советского Союза и России (я называю приблизительную цифру) и где-то порядка 15 из США, включая ФБР, но в первую очередь — ЦРУ.
— Вы никогда не анализировали, с чьей стороны больше так называемых «инициативников»? Я имею в виду не завербованных двойных агентов, а людей, которые по собственному желанию — как Эймс, как Ханссен, как Уокер — обратились в советское посольство с предложением работать.
— В одном из годовых отчетов КГБ СССР, когда я еще работал в этой системе, была такая цифра: около 500 «инициативников» пытались прорваться в американское посольство в Москве с разными предложениями. Речь идет не о сумасшедших, а о людях, которые что-то хотели предложить. Большинство из них были носителями конкретной информации.
Цифра большая. Я знаю цифры аналогичных явок в советские учреждения во всем мире — когда я работал в этой системе, моей задачей было отслеживать всех таких добровольцев от Новой Зеландии до Мексики и от Исландии до Южной Африки. Поверьте мне, цифры были многократно меньше. Речь шла о десятках случаев. Я имею в виду не только американцев, а вообще всех желающих сотрудничать с советской разведкой и готовых предложить ей что-то.
— А каково, по-вашему, соотношение идеалистов и материалистов среди «инициативников»? Кто-то предлагал свои услуги новому хозяину за деньги, а кто-то — за идею.
— Когда-то люди хотели работать на советскую разведку и приходили к нам с предложениями, мотивируя своим желанием помочь росту и укреплению могущества первой социалистической державы в мире. Таких людей было много, тысячи. Опять-таки я говорю не о шоферах такси и портовых докерах, а о тех, кто работал в разведке, контрразведке, полиции, МИДе.
Тогда, на волне послевоенной просоветской эйфории, победы, престижа СССР, многие западные люди с левыми убеждениями готовы были пойти на шпионаж, рассматривая его как некий интернациональный долг.
Среди них были и американцы. Но потом ситуация изменилась. Советский Союз перестал быть привлекательным местом для жизни и покатился по наклонной плоскости — при Брежневе это стало совершенно очевидным. И тогда деньги стали главным элементом.
— Вернемся к Эймсу и Ханссену. Оба они, в 1985 году предложив свои услуги КГБ, попали в ведение полковника Виктора Черкашина, тогдашнего главы контрразведки в вашингтонской резидентуре. На днях в «Нью-Йорк таймс» появилась статья о Черкашине, где его называют «суперзвездой советского шпионажа». И говорят, что за вербовку Эймса и Ханссена он получил орден Левина, но генералом не стал и вышел на пенсию обиженным на руководство иноразведки КГБ, погрязшее во внутренних интригах.
— Черкашина я хорошо знал, это был мой подчиненный. Я двигал его по службе, о чем не сожалею. Он был хорошим работником. Знаете, почему его «ушли» на пенсию и он обиделся? Потому, что Виктор Черкашин был моим приятелем, а когда он вернулся из США в 1987 году, я уже был в опале. Он пришел ко мне, и мы вспоминали старые добрые времена.
Я направил его в Вашингтон в качестве заместителя резидента по линии контрразведки. Черкашин приехал в Вашингтон и, как видите, добился серьезных, я бы сказал, выдающихся результатов. Орден Ленина ему за это дали, но ни генералом, ни большим начальником не сделали. Это было ответом Владимира Крючкова (в то время начальник ПГУ КГБ. - авт.) человеку, который в отличие от многих не сгибался. Я помню Виктора Черкашина как прямого и принципиального человека, настоящего трудягу. Он достоин был большего.
— Эймс и Ханссен прекрасно знали, что такое советское посольство в Вашингтоне или советское генконсульство в Нью-Йорке. Почему же тогда они так рисковали, открыто обращаясь туда? Ведь Ханссен, будучи специалистом-контрразведчиком, послал письмо на дом сотруднику советского посольства, к тому же наверняка установленному разведчику Виктору Дегтярю. Почему он не боялся, что это письмо будет перехвачено?
— Тут, может быть, сыграли роль наша советская психология и американская наивность. В качестве примера я вам приведу случай, в чем-то похожий. Австралия. У нас там в свое время появился похожий на Ханссена источник, который прислал письмо по почте в посольство СССР в Канберре с предложением услуг. Причем вложил в письмо документы, которые вполне свидетельствовали о его доступе к секретам и о желании у нас работать. Он предложил условия встречи, связи, вот эти самые тайники. Мы заложили в тайник деньги и письмо с просьбой, чтобы в дальнейшем он прекратил писать на советское посольство — это же опасно.
Он ответил, что нет, не опасно, что у них в Австралии почту не проверяют, частная переписка не читается. Может быть, отчасти Ханссен думал так же, но считал, что контролирует эти процессы. Слежка за советскими дипломатами и их домами могла быть если не в его непосредственном ведении, то, во всяком случае, под его контролем. Он мог точно знать, читают домашнюю корреспонденцию Дегтяря или нет.
— Скромняга Ханссен ходил в плохо сшитых костюмчиках, ездил в «форде торес» 97-го года и стареньком «фольксвагене», был отцом шести детей и ревностным христианином. Не пил, не курил и в стриптиз-бар с коллегами не ходил. Но, с другой стороны, Ханссен сразу попросил 100 тысяч долларов в виде аванса, а в дальнейшем попросил бриллианты. За что же он работал — за деньги или за идею?
— Думаю, что мы этого никогда не узнаем. Но я вполне допускаю, что Ханссен был романтиком.
— «Человеческий фактор» чувствуется в переписке Ханссена с его новыми работодателями. И в письмах Ханссена, и в ответах ему российской и советской разведки видны попытки навести душевные мосты?
— Действительно, нужно затронуть струну, которая есть в душе каждого нормального человека, которая отзовется, и вот тогда отношение к сотрудничеству и связь будут носить совершенно другой характер. Человек будет морально себя чувствовать не так уязвленно и униженно. Поскольку он не просто продавец товара, а часть сообщества, корпорации, коллектива, где его уважают, где его ценят.
