— В номер звать актера неприлично.
— Тогда давай встретим его на улице!
И Константин, проклиная меня, для встречи с актером снял на два часа апартаменты.
Гриффин Данн пришел вовремя. Молодой, энергичный, резкий. Аркадий рассказал ему сюжет (Аркадий хорошо знал английский).
Данн сказал, что не очень понял, почему, если евреям не нравится жить в Советском Союзе, один брат с семьей уезжает в Израиль, а второй брат и отец нет.
— Потому что отец и второй брат не евреи, а грузины.
— Что значит грузины?
Тогда о Грузии в Америке мало кто слышал.
— Национальность такая. Кавказ знаешь?
— Это в России, да?
— Да. Там и живут грузины.
— Значит, грузины — русские?
— Ну, если так тебе удобнее, называй их русскими.
— Тогда вообще непонятно, в чем проблема. Русские ведь тоже евреи.
— Почему ты так решил?
— А потому, что я был на Брайтон-Бич (район, где в Нью-Йорке живут евреи из России). И там все русские — евреи. У них и синагога есть. (В то время всех приехавших в Америку из СССР называли русскими.)
Константин положил перед Гриффином Данном сценарий.
— Ты это прочти, тогда тебе понятней будет. Данн спросил, где мы собираемся снимать? Мы сказали, что в России и в Израиле.
— Очень заманчиво. Чернобыль, белые медведи, арабские террористы.
Гриффин Данн сказал Константину, чтобы он связался с его агентом, и ушел.
— С этим все ясно, — сказал Константин. — Он сниматься не будет.
С Питером Рихардом обедали в ресторане гостиницы (в зале для курильщиков). Сюжет Питеру понравился. Что русские не евреи, а грузины не русские, он знал. География его не смущала.
— Братьев будут разные актеры играть или один? — спросил он.
— Один.
Рихард встал, прошелся между столиками и показал походку одного, потом другого. Очень точно. Один был озорным и расхлябанным, второй спокойным и собранным. Выпили кофе. Рихард попрощался и ушел.
— Ну, что скажешь? — спросил Константин.
— Хороший, но возраст. Мераб должен быть моложе. (Питеру Рихарду было под сорок.)
Между прочим. С этой поездки и дальше Константин выплачивал нам суточные. Мне 100 долларов в день. Я первый раз держал стодолларовую купюру в руках. Потом выяснилось, что это мучение. У меня в кармане бумажка с размерами детей и внуков: Лапочки, Кирилла, Иришки, Маргариты, Саши и Аленки, всем надо было что-то купить. Поход в магазин был для меня кошмаром. Я с тоской вспоминал счастливое время, когда мне платили 3 доллара в день, я привозил всем по пачке жевательной резинки, и все были счастливы.
Вечером мы с Аркадием ужинали в русском ресторане «У Иосифа». Официант узнал меня:
— Вы советский режиссер пан Георгий Данелия?
— Да.
Оказалось, что официант — польский актер, играл в знаменитом польском фильме Иисуса Христа (в Польше тоже была перестройка). А меня узнал, потому что видел мою фотографию в польском киножурнале. Он взял заказ и ушел. Через минуту вернулся с фотоаппаратом, дал фотоаппарат бармену, подошел ко мне и спросил:
— Пан Георгий, можно с вами сделать фото?
— Можно, — я встал с ним рядом. — А это писатель Аркадий Хайт.
— Бардзо ладно[2].
— Аркадий, иди к нам.
Аркадий тоже встал. Бармен нас щелкнул.
— А теперь, пан Аркадий, можно фото — я и пан Георгий, пожалуйста? — попросил официант.
Аркадий сел.
Бармен щелкнул меня и официанта.
— Пан Георгий, а можно я позову мою жону Ванду?
— Можно.
Официант ушел. Мне стало неловко перед Аркадием.
— Аркадий, извини.
— Бремя славы, — улыбнулся Аркадий. Официант вернулся с высокой статной блондинкой в белом халате. Я встал.
— Пан Георгий, моя жона Ванда, она тоже актерка.
— Очень приятно. А это пан Аркадий Хайт, наш знаменитый писатель и сценарист, — представил я Аркадия. — Знакомьтесь.
— А он какие фильмы зробил?
— Всего лишь один мультик, — улыбнулся Аркадий.
— Ванда, вы «Ну, погоди!» видели? — спросил я.
— Это он зробил?!
— Он.
— Пан Аркадий, можно с вами фото? Вы и я?
— С удовольствием. — Аркадий встал, застегнул пуговицы пиджака, улыбнулся.
А потом с автором «Ну, погоди!» сфотографировались: официант, бармен, пожилой армянин, две украинские дивчины, американская супружеская пара, хозяин ресторана Иосиф, гардеробщик, повар с поварятами и толстый китаец-швейцар. А про меня забыли. Теперь и я понимал, ху из ху…
Аналогичный «ху из ху» был со мной, когда мы с Евгением Примаковым, Давидом Иоселиани и с женами полетели в Иорданию отдохнуть и встретить там Новый, 2009 год. Прилетели рано утром 31 декабря. Расположились. Выбрали столик в ресторане. Заказали новогодний ужин. В 11 вечера пришли в ресторан провожать Старый год. На сцене музыканты. Грохочет музыка. Все скачут и трясутся. Музыка играет так громко, что тосты говорить невозможно, ничего не слышно, приходится орать. И даже ровно в 12 ничего не изменилось: музыка как грохотала, так и грохочет, все как скакали, так и скачут! Мы встали, чокнулись, прокричали: «Ура!»
Ко мне подошел парень в кофте с белыми оленями и закричал:
— С Новым годом, Георгий Данелия!
— С Новым годом!
— Я ваш поклонник!
— Спасибо!
— Люблю ваши фильмы!
— Спасибо!
— Они прикольные!
— Спасибо!
— Господин Данелия, небольшая просьба, отодвиньтесь немножко!..
— Что?
— Отойдите в сторонку! — еще громче заорал он. — Я хочу с Евгением Максимовичем Примаковым сфотографироваться!
Но бывают и иные «ху из ху».
Париж. Аэропорт Шарль де Голль. Сижу в кресле. Жду вылета. Глаза слипаются: всю ночь отбирал дубли. Вдруг слышу:
— Здравствуйте, Данелия.
Поднимаю голову. Передо мной космонавт Георгий Гречко — улыбка искренняя, глаза озорные, прическа ежик.
— В Москву летим? — спросил он.
— В Москву.
— У вас какое место?
— Не помню, — достал билет.
— У вас первый класс? (На картине «Паспорт» я летал первым классом.) И у меня первый. Там попросим и сядем рядом.
— С удовольствием.
— Я задумал киносценарий писать, хочу посоветоваться. Можно?
— Ну конечно!
— Тогда договорились. Пойду воды куплю. Вам принести?
— Нет. Спасибо.
Гречко пошел, его все узнавали, оглядывались. А я приуныл: «Попался! Хотел в самолете выспаться». Вернулся Гречко с водой:
— Георгий Николаевич, у вас какой рейс? Тут у них, оказывается, в Москву два подряд.
Я снова достал билет.
