Когда мой брат прибыл 19 октября 1905 года в Каир, генерала уже не было в живых. Его казнь состоялась часов сорок назад.
«Александрийская газета» преподнесла его смерть как обычный, банальный факт. Мой впавший в отчаяние брат, которому императрица поручила передать кое-какие записи из ее дневника ему в руки, чтобы он их сохранил, приехал на место слишком поздно.
Но у него еще было время, чтобы провести до конца расследование его гибели, так как ему была известна вся правда. Участники масштабного политического заговора, используя слабости царя и эту выдуманную от начала и до конца любовную идиллию, хотели обмануть, ввести в заблуждение тех, кто хотел разоблачить истоки революционного движения, направленного на разрушение трона Романовых!
Игорь Лавров, давая такое долгое объяснение, каким-то странным образом изменился в лице. Он побледнел, лихорадочно сжимая пальцы. Все вокруг него молчали. На меня эта сцена произвела гораздо более сильное впечатление, чем на остальных. Глубокое почтение, выражаемое моим отцом к этой государыне-мученице, преследовало меня, не давало покоя. Мне хотелось знать все. Попытаться все восстановить, все пережить самой.
В тот вечер, когда я вернулась домой, я дала себе твердое торжественное обещание все сделать для того, чтобы лучше, поподробнее узнать об этой странной истории.
Я расспрашивала всех русских друзей нашей семьи. Князь Феликс Юсупов немало написал об этом периоде истории России, да и рассказывал немало. Я познакомилась с одним старым сотрудником Охранного отделения, укрывшегося в Париже, Жаном Якоби, который, выучив французский, сделал себе превосходную карьеру историка.
Повсюду, нужно сказать, мне помогал случай. Самых неожиданных встреч, которые обогащали мои знания, становилось все больше. Мои девичьи тетрадки заполнялись все новыми и новыми записями. И вдруг источники моей информации пресеклись, в них образовался зияющий пробел, сопровождаемый гнетущей тишиной: мой горячо любимый дед Константин Мурузи скоропостижно скончался в клинике Нейли.
Другие, неотложные проблемы возникали передо мной, бросая вызов моей девичьей воле. Мой отец, лежа на предсмертном одре, нанизывая мне на палец семейный перстень с печаткой, заставил меня поклясться, что я буду и впредь чтить память Той, которой он так поклонялся.
Вот уже столько лет я стараюсь выполнить данное ему обязательство. Я занимаюсь с истинно религиозным рвением тем, что мой незабвенный отец хотел завершить сам. Александра Федоровна подает мне таинственный знак. Она подает его всем нам. Ее блуждающая душа, ее тело, не преданное земле в соответствии с обрядами, требуют немного любви, немного справедливости.
Есть такие владения, княжества, даже герцогства, которые хотя и занимают весьма скромное место на географических картах, тем не менее имеют важное историческое значение, если судить по той роли, которую играли в свое время те, кто получил эти земли в удел.
Это касается и одного абсолютно средневекового, тихого городка старой Германии с его горбатыми улочками, уложенными небольшими булыжниками, которые преувеличенно называют мостовой, с его домами, некоторые из которых выстроены в стиле рококо, с их большими крышами и фасадами с перебором скульптурных украшений, напоминающими о романтическом духе Германии Гете и Гофмана.
Дармштадт, город в великом герцогстве Гессенском выстраивал свои очаровательные, как на картинке, кварталы бывшей столицы, расположенной в нескольких милях от Рейна, к югу от Франкфурта, в регионе, густо покрытом лесами.
Теплые, нежные, семейные отношения связывали это великое герцогство с британской короной. Местная аристократия поголовно говорила по-английски и усвоила множество английских обычаев. Эти узы, усиленные различными браками, были очень прочными и крепкими, в то время как отношения между Гессеном и Пруссией, где правил дом Гогенцоллернов, были напряженными и натянутыми. В 1866 году, когда началась Австро-Прусская война, Гессен принял в ней участие на стороне Австрии, которая была разгромлена при Садовой. В результате союзник Вены, Гессен, превратился в вассала новой, нарождавшейся империи — Германской. Великий герцог Людвиг Гессенский ненавидел Пруссию и Гогенцоллернов. Он был женат на английской принцессе Элис, дочери британской королевы Виктории, и великий герцог быстро перенял все английские привычки своей жены и их дети с колыбели получали чисто английское образование. Их старшая дочь Елизавета выйдет позже за великого князя Сергея Александровича, брата русского императора Александра II, вторая — Виктория — свяжет свою судьбу со своим кузеном, князем Людвигом Баттенбергским, третья — Ирина — выйдет замуж за князя Генриха Прусского, их младший брат Людовик-Эрнест Гессен-Дармштадтский долгое время будет оставаться холостяком, а самая младшая в семье девочка получит такое же имя, как и у матери — Алиса, только на немецкий манер, — Аликс.
Итак, Аликс-Виктория-Елена-Луиза-Беатрис, принцесса Гессен-Дармштадтская появилась на свет 6 июня 1872 года в Дармштадте, этом уютном городе своих родителей.
Великая герцогиня в письме к матери, королеве Виктории, с удовольствием сообщала ей: «Аликс — такое миленькое, такое веселенькое создание, она все время смеется и на одной щечке у нее — ямочка».
Когда ее крестили (крестниками были будущий царь Александр III и будущий английский король Эдуард VII), мать, очарованная этим живым младенцем, дала ей прозвище — «Sunny», что на английском означает «Солнышко». Она писала матери, жившей в Виндзоре: «Наша Солнышко, такая вся розовенькая, ею все ужасно восхищаются, и я заранее знаю, матушка, что вы будете просто обожать это наше сокровище».
Дворец великого герцога Людвига IV Гессен-Дармштадтского стоял в самом центре города. Его окружал прекрасный парк с красивыми деревьями, липами и каштанами, которые своей густой листвой скрывали счастливую жизнь его обитателей, украшая собой светлые аллеи, проложенные на английский манер.
Дочь английской королевы Алиса, ныне великая герцогиня, хозяйничала в этом большом и светлом дворце. Она устанавливала в его комнатах все то, что напоминало ей о ее родине. Стены комнат украшали многочисленные английские гравюры. Гостиные были увешаны портретами королевы Виктории, принца Альберта и всех ее английских кузенов. Великая герцогиня выписала из Лондона гувернантку для детей — миссис Орчард. Эта миссис Орчард, прямая, как палка, чистенькая, словно вымытое стекло, и негнущаяся, словно застывший солдат на часах, совсем не любила стиль барокко с его украшениями, который главенствовал в старой Пруссии. Она привезла с собой из Англии не только вкус к здоровому образу жизни, свежему воздуху, но и любовь к строгому порядку. Она добилась от великой герцогини, чтобы ее дети жили в хороших, светлых, приятных на вид комнатах без всяких безвкусных украшений. Мебель в них была простой и удобной. Ее вкус к твердому распорядку дня, к гигиене, трезвости сказывался на всех пристрастиях миссис Орчард. Даже в вопросе питания… Она сама составила список всех меню и представила его на одобрение матери. Аликс росла, питаясь печеными яблоками, рисовыми пирожными и пудингом. Спорт занимал видное место в системе обучения, разработанной миссис Орчард. В пятилетнем возрасте Аликс уже каталась по аллеям парка в легкой коляске, запряженной пони, которым управляла сама. На всякий случай лакей в ливрее шествовал рядом с этим экипажем.
