была вторая от двери, то есть очень близко от источника воды. Но канализацию провести было невозможно и надо было сливать в ведро. Забегая вперед скажу, что после нас в эту комнату вселился офис местных ЖЕКовских женщин, потому что тут была вода. То есть просто добросить водопровод через три метра – таки да – серьезный инженерный проект.
В противоположном от нас конце коридора находился единственный общий туалет на три кабинки и однажды он забился. Туда прислали солдата чистить. Он просто сидел рядом и ничего не делал. Потом пришел сержант в красных погонах и вой перекрывал всех крыс на год вперед, после чего как-то сортир был вычищен.
Еще однажды захожу в помещение туалета, а на меня крыса смотрит. Ну, я вежливо ушла. Вернулась через время – её уже не было.
В комнате напротив нас жил неженатый лейтенант, с проблемами позвоночника после того как на КАМАЗе перевернулся. У него в комнате по всем приметам были очень большие щели. Он ставил крысоловку и наловил кучу крыс. При этом убитых крыс он выкладывал перед своей дверью. Я открываю дверь и прямо напротив вижу гигантскую мертвую крысу, на следующий день другую… В конце концов мы спросили этого соседа зачем он их тут кладет. Он объяснил, что ему сказали, что если на порог класть убитую крысу, то другие в такую комнату не придут. То есть тот факт, что они залезали к нему через чердак, а клал он убитых у двери, лейтенанта абсолютно не смущал.
Я вспомнила анекдот о чемпионате среди студентов по забиванию гвоздей лбом, там однозначную победу одержали курсанты. Они забивали дольше всех, но шляпкой в стену. Но благодаря этой своеобразной "выставке" я смогла увидеть как эти крысы выглядят. Это были ужасающих размеров животные самой разной формы: некоторые длинные, некоторые шарообразные. Кошке там было делать нечего. Они бы ее моментально разорвали, боюсь что и человеку там было делать нечего.
Другой сосед был рыжеволосый прапорщик Дима, красивый и атлетичный начальник гауптвахты. Он занимал угловую комнату прямо напротив «технического» помещения, где был водопровод. Серёга рассказывал что когда он приехал в Дуброво, то Димы некоторое время на месте не было, он где-то в Москве "выступил" и его там "замели" на Гауптвахту.
Было красиво: "Где начальник Гауптвахты?" Ответ: "На Гауптвахте". На столичной Гауптвахте общество у Димы было хорошее, были даже полковники. Они там проводили время за чтением Устава Прохождения Службы и немного ходили строем.
Дима мечтал поехать служить в Афганистан и каждый месяц писал рапорт, но на Афган разнарядки ему не пришло, в 1987 этот трафик для героев уже прикрылся. Ему пришла только повестка в суд на алименты после поездки в отпуск на родину куда-то в Поволжье. Поскольку тогда еще ДНК – тестирование не проводилось, то Дима стоял на своём рубеже «насмерть»: знать не знаю, переживал за свои деньги. Его родственники тайно ходили посмотреть на ребенка, это была рыженькая девочка, так что Димон это "очко" тайно записал таки на свою пользу.
Однажды Димка купил ружье и мальчики решили его опробовать. Мы втроём отправились на лыжную прогулку через лес. Шли мы, шли и дошли до новенького дачного городка.
Мне скомандовали: "Отвернись", поссали и мы пошли обратно. Так они не придумали куда им стрелять. А потом слышу: стреляют. Оказалось, что они стали стрелять по дятлам возле нашего жилья. Я так орала, у меня была почти истерика. Я очень уважаю этих птиц. У меня в Луганске один во дворе жил на телеграфном столбе. Больше я про стрельбу от них не слышала. Вообще – то они искали зайца или ворону, но вот не попались.
В конечном счете Димка попал в тюрьму за побои. Детали я не знаю, мы тогда уже уехали. Но солдатам один вид его внушал ужас. Для меня он был добрым соседом, с которым дружил мой муж. По утрам он делал серьезную зарядку с огромной гирей, по вечерам беспощадно пил. У него была более – менее постоянная подруга или две по очереди. Я уже точно не помню. Но его фоток у меня куча, потому что мы вместе бывали на шашлыках и однажды ходили кататься на лыжах.
Ещё у Димки в комнате была типа занавески, сделанная из разрезанных магнитофонных лент, тогда такой был молодежный прикол, я и в студенческой общаге такое видела, и себе такое хотела. Но попробовала сделать и убедилась, что по факту это очень неудобно: лента намагничивается и тянется следом, липнет и запутывается.
С другой стороны от нас жил прапорщик – дагестанец, который разговаривал с большим акцентом, с женой – Зулейхой и маленьким ребенком. Его жена стирала в коридоре в корыте ногами, зрелище было интересным. Они объясняли, что у них так традиционно принято.
Дальше жил еще один прапорщик – русский с женой и двумя маленькими детьми. Это был высокий худой в очках алкаш, который периодически устраивал дебоши. И он очень гордился своими маленькими сыновьями, рассказывал что сын – это же будущий его защитник. Жена была маленького роста щуплая безропотная женщина. Под комнатой у них был вырыт погреб и там однажды сгнила капуста, вони мало не показалось.
Остальных жителей барака я не помню, возможно, что там больше семей не было. Однажды ночью я слышала какие-то крики, потом слова Серёги, что в коридоре всё в крови. На утро я уже не очень понимала приснилось ли мне это или нет, но по коридору потом на полу появились въевшиеся навсегда пятна крови. Полы были деревянные и, естественно, плохо покрашены в зеленый цвет с протертыми бесцветными местами.
В самом начале жизни в Дуброво я стала писать письма своей подруге Лене, еще и снабжая их иллюстрациями. Очевидно, это редкость в письмах. Когда она читала, то её отец глядя издалека спросил: "А то что?" "Картинки" – ответила она. "А-а-а", – сказал её папа. И там был какой-то мой стишок, но история его не сохранила. Вообще-то я стихов я не пишу, но вот случился. Жаль, что эти письма не сохранились.
Мне очень нравилось тягать Серёгин спортивный костюм, при этом я подкатывала рукава и штанины. Серега этого не одобрял. Вот берёт он свою мастерку, откатывает рукава, возмущается, а потом берет штаны, а там опять откатывать надо: "И везде один фасон". Еще я носила Серёгины меховые шапки, но поскольку свекровь их сама шила и продавала, то у
