Во времена Вед и к началу эпохи Уианишад знания о связях кармы и пути отдельного существа в сансарс не были полностью сформированы. Больше исходили из пяти не связанных с каждым отдельным существом факторов — дыхание, зрение, слух, речь и разум, — которые отделяются от тела после смерти и постоянно соединяются с космическими силами: дыхание с ветром, зрение с Солнцем, слух с пространством, речь с огнем и разум с Луной.
Яджнавалкья первым перебросил мостик от этого старого мира представлений, основанного на космическом, к определяемому кармой существованию каждого отдельного человека и, вместе с тем, к самоответственности. В этом смысле он был важным предшественником, духовным первопроходцем Будды.
Свое литературное выражение древнейшая идея о карме нашла в знаменитой «Упапишаде Чандоджья», сборнике различных текстов, который рассказывает нам о своего рода странствии души как раннем представлении о пути отдельного человека, уже не связанного со своим телом после смерти. Этот путь очень красочно описан в сборнике, который известный индолог Пауль Дейсен перевел на немецкий язык сто лет назад. Текст сопровождает жертвоприношение:
«Теперь те, которые знают, и те, которые в лесу поклоняются со словами «Вера есть наш аскетизм», пойдут в пламя погребального костра, из пламени в день, из дня в светлую половину месяца, из светлой половины месяца в полугодие, так как Солнце идет на север, из полугодия в год, из года в Солнце, из Солнца в Луну, из Луны в молнию: Там же есть мужчина, он не такой, как человек, который поведет их к Брахману. Эта тропа называется дорогой богов.
Те же, кто в деревне поклоняются со словами: «Жертвование и благочестивые дела есть наша дань», войдут в дым погребального костра, из дыма в ночь, из ночи в темную половину месяца, из темной половины месяца в полугодие, так как Солнце идет на юг; эти не попадут в год, а из полугодия попадут в мир отцов, из мира отцов в эфир, из эфира в Луну, она есть царь Сома, и она есть пища богов, ее поглотят боги.
После того, как они проведут там время, пока сохраняются еще хотя бы остатки их добрых дел, они тем же путем возвратятся назад, как и пришли, войдут в эфир, из эфира в ветер; после того, как кто-то из них стал ветром, станет он дымом, после того, как стал дымом, станет он туманом, после того, как стал туманом, станет он тучей, после того, как стал тучей, прольется он дождем на землю. Они родятся там рисом и ячменем, травами и деревьями, кунжутом и фасолью. Из этого трудно, разумеется, выйти; только если он будет съеден как пища и выльется как семя, то он сможет развиваться дальше».
О мрачной стороне перевоплощений из чрева собаки или свиньи, мы уже слышали. Она, возможно, производила тогда на людей сильное впечатление, но, видимо, не изменила их. Для этого не хватало учения и учителя, а также полного понимания и ясных выводов.
Они пришли к Сиддхартхе Гаутаме в час просветления. Он осознал, что обусловленная сансарой последовательность перерождений не является странствованием души. Так как для него не существовало «Я» и, следовательно, не существовала и бессмертная душа — как в христианстве, — то вновь родившаяся личность не могла быть той же самой. По Будде только структура кармы человека входит при зачатии в новое существо и определяет его развитие.
Будда выражает это странными для нас словами: «Когда трое сойдутся вместе, появится зародыш». Помимо отца и матери, должен присутствовать еще «потусторонний» — тонкоматериальное тело умершего с его кармой, чтобы возник зародыш и новое живое существо, которое на основе совершенного им в предыдущих жизнях снова вступит в сансару, бесконечный круговорот.
Поэтому последней целью Будды является не все более хорошее перерождение, как у многих индийцев, а прекращение круговорота, в котором нас постоянно поджидают постоянно возвращающиеся мучительные переживания — рождение, болезни, старость и смерть, — о возникновении и преодолении которых и возвещает учение Будды.
Глава V
Бегство и разочарование
Таким образом, мы окольными путями вновь пришли к началу нашей истории. И это типично индийский, а также и буддистский путь. Теперь вспомним о Сиддхартхе Гаутаме, покинувшем родительский дом. К нему мы возвратимся в легенде, рассказавшей нам о чудесном рождении и первых шагах Бодхисатвы. Теперь мы встречаемся с ним во время его последней инкарнации. И здесь наряду с великолепием мы сталкиваемся еще и с иным: с тем, что нужно познать и обдумать, а это — начало пути к просветлению. Его уже в первые часы после рождения предсказал провидец Ашита, мудрец того времени.
Об этом мы читаем следующее в «Nalaka Sutra» («Sutra Nipata») в переводе Дутойта:
«Провидец Ашита видел, как однажды весь день были счастливы и исполнены радости толпы трижды десяти богов, и как боги, облаченные в чистые одежды, касались своих одежд и с благоговением восхваляли Индру.
Когда он увидел богов, пребывающих в восторге и удовольствии, он засвидетельствовал свое благоговение и сказал следующее: «Почему так радостно собрание богов? По какому поводу вы хватаете свои одежды и размахиваете ими?
Даже если состоялась битва с демонами и боги победили, а демоны были побеждены, то и тогда не возникло такого волнения; что вы увидели такого, чего еще не было, и потому так ликуете?
Вы кричите, вы поете и говорите, вы кладете руки на плечи друг другу и танцуете; я спрашиваю вас, живущих на вершине Меру, просветите меня, почтеннейшие!»
«Бодхисатва, благороднейшая жемчужина, несравненный, родился на благо в мире людей в деревне Шакья, в стране Лумбинейя; потому мы так довольны и радостны.
Он, величайший из всех существ, первый среди мужчин, лучший из героев, высший среди всех творений, создаст свое царство в лесу, названном в честь ясновидцев, и голос его возвысится как могучий лев, царь зверей».
Когда Ашита услышал эти речи, он покинул небо тушита и отправился к дому Шуддходаны; там он сел и обратился к шакьям: «Где мальчик? Я хочу его видеть!»
На это показали шакьи тому, которого называли Ашита, ребенка, мальчика, который блестел как золото, обработанное огнем в руках умелого мастера, который излучал великолепие, который был в высшей степени прекрасен.
Когда увидел Ашита мальчика, который светился как пламя, который блестел как прекраснейшая звезда, странствующая в небе, или как раскаленное солнце осенью, когда не закрывают его тучи, то пришел он в восторг и ощутил огромную радость.
Боги держали в воздухе зонт от солнца, у которого было много ветвей и сто кругов; опахала на золотых рукоятях колыхались в воздухе и не видно было никого, кто бы держал зонт от солнца и опахала.
