На стенах следующего зала любимые детьми герои книжек советских авторов. Рядом — буфет.
На втором этаже — «золотой» зал. Он очень красив и интересен: настенная живопись увлекательно знакомит с культурой Казахстана. Но больше всего радует юрта, и которой «пьет чай» Джамбул — деревянная скульптура удалась на славу!
Слева от верхнего фойе — концертный зал с гобеленами по стенам, а справа — комната для младших братьев и сестриц. Многого, что родилось в этом здании, нет и не было еще ни в одном тюзе Советского Союза. Комната для младших братьев и сестриц очень и нужна. «Родители на работе, я — четырнадцатилетний гражданин — хочу пойти в свой театр, а на моем попечении двое братьев-дошколят…» «Бери их с собой. Спектакль для четырнадцатилетних малыши не поймут, а пока ты будешь его смотреть, педагоги театра прекрасно проведут время с твоими подопечными!»
В этой комнате и столы и стулья рассчитаны на маленьких, и живой уголок с растениями, рыбами, птицами, и кукольный театр, который ребята устроят сами… много интересного!
Во дворе нашего здания оказался давно заброшенный малый кинозал. Он тоже приведен в порядок, превращен в первый детский кинотеатр, который будет открыт через месяц.
Но главная наша гордость — зрительный зал. Он оформлен, как огромная юрта, а темно-красные бархатные кресла с резными спинками готовы принять ребят в свои мягкие объятия. А занавес — апплицированный: мальчик-казах бежит, протянув руку, к голубоглазой, со светлыми косами девочке в русском сарафане — она тоже протянула руку и приветливо ему улыбается. Когда занавес закрывается, вы ясно видите рукопожатие этих ребят и радость детей разных национальностей, что изображены на этом занавесе.
Это все показывает высоким гостям, которые прямо с трибуны приехали к нам неожиданно после демонстрации, Динмухамед Ахмедович Кунаев. Он — заместитель председателя Совета Министров Казахской ССР — стройный, приветливый, красивый. За глаза мы называем его «просто папа». Да, он с отеческой любовью возглавлял строительство Театра для детей и юношества Казахстана.
Наши гости явно довольны, улыбаются. Ну что ж, они вправе гордиться и радоваться своему детищу. Это они — большевики Казахстана — нашли в своем сердце благородство, которому может удивляться весь мир; благородство созидания во имя детей, во имя будущего в годы войны, черные, страшные годы, когда фашизм сеял повсюду смерть и разрушение.
После осмотра театра веду всех на репетицию «Красной Шапочки». Уже два месяца репетирую ее днем и вечером, и вот… Юля Карасева со своими собственными золотистыми косами, милая, худенькая, появляется на сцене в мягкой красной шапочке. Ей восемнадцать, но, видя ее на сцене, веришь, что только восемь. После ее первых слов идет песенка, и тут нельзя не заметить, что у юной артистки хороший певческий голос. Миша Заре в роли Зайца-Белоуха тоже убедителен. Очень вежливый заяц, он предан Красной Шапочке и все время настораживает уши, оглядывается по сторонам — так на то он и заяц!
«Если волк появится:
Вдруг, вдруг, вдруг,
Знай, что есть у Шапочки
Друг, друг, друг…»
Волк, конечно, тоже появляется. Он очень злой, точит зубы на точильном станке.
Как хорошо, что, едва успев приехать в Алма-Ату, я высмотрела в опере «Риголетто», в хоре гостей герцога, Юру Померанцева. Сейчас в нашей «Красной Шапочке» он очень удачно играет злобного, худого, вечно голодного Волка, не скрывая в то же время свое ироническое к нему отношение, и он очень смешон, когда слышит непонятно откуда звучащее пение птиц. А пели они, сидя на ветках высокого дерева, эти кукольные птицы, которыми управляли спрятанные за деревом невидимые артисты.
Пьеса Евгения Шварца [1] о Красной Шапочке обращена к семи-восьмилетним, но автор сумел сочетать подлинно детскую наивность с высокими художественными достоинствами своей пьесы. Остроумно, убедительно, увлеченно призывает он своей пьесой к дружбе, вере в свои силы даже самых маленьких живых существ, когда они едины в поставленной цели, вере, что добро побеждает зло.
Как жаль, что на этой репетиции не было тех, к кому был обращен спектакль, — детей, и актеры не слышали той непосредственной, живой реакции, которая так им помогает.
Впрочем, это было единственное «но» в этот солнечный день, когда в Алма-Ате еще все ходили в летнем, когда советский народ уже сбросил со своих плеч тяжкое бремя войны, когда мысль о Победе пела в сердце каждого советского человека.
Уже отзвучал оркестр, уже разгримировались и ушли все артисты, кроме исполнителя роли Медведя — родного брата того, что стоял при входе в театр. В тот день я не торопилась идти домой, хотела побыть в своей, самой дорогой сказке, которая стала правдой. А когда свершается такая правда, она всегда — чудо.
Поглаживаю медвежью шкуру и вспоминаю, как совершила первый «налет» на управляющего Казахмехторгом, как потом пересчитала ступеньки его лестницы, но не прекратила своих «налетов», ласковых разъяснений, мольбы: «Детям всегда кажется, что медведь добрый в его такой мягкой шкуре…», как вытащила-таки управляющего на нашу стройку, и вдруг похожий на байроновского пирата казахский товарищ засиял улыбкой и сам привез мне четыре медвежьи шкуры и одну лисью! Не забыть позвать его со всей семьей на открытие — у него, кажется, много детей.
Сколько сказок, правдивых, и все же сказок, могла бы рассказать о каждом метре бархата, гвозде, стуле, обо всех так послушно и уютно окружавших меня сейчас вещах, ставших мне такими близкими и знакомыми.
А когда вышла, наконец, из театра, уже садилось солнце. Перешла на другую сторону тротуара и залюбовалась своим новорожденным красавцем. Новое здание поглядывало на меня сейчас с высоты своего величия — видимо, уже забыло, как еще два года назад было развалюхой.
Но самое главное еще впереди. Жизнь этому зданию дадут дети. Каждый день они будут прибегать сюда в одиночку и целыми школами, держа над головой билеты, заранее радуясь тому празднику, что ждет их за порогом этого специально для них выстроенного Дворца искусства.
Где кроме моей родной страны возможны такие чудеса душевной щедрости, готовности отдать все силы и материальные блага детям?!
РОДИНА! Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ.
Москва всегда в сердце — думаю, так чувствуют все коренные москвичи. Однажды после неудачного концерта в Филармонии разговорилась с одним дирижером, которого встречала еще в Москве:
— Не сердитесь за правду. Вы сегодня бездушно дирижировали.
Он ответил с некоторой даже бравадой:
