Окончательный разрыв между Энвером и Кемалем произошел, вероятно, в начале 1913 года во время турецко-балканской войны. Корпус Болайыра, в котором служил Кемаль, а его друг Али Фетхи был начальником штаба, получил приказ провести операцию, успешное осуществление которой было возможно лишь при поддержке 10-го корпуса, где Энвер был начальником штаба. Корпус Энвера не оказал никакой поддержки, и Али Фетхи потерпел поражение. При обсуждении провала операции высшее командование поддержало 10-й корпус, а Энвер должен был получить назначение в Стамбул. Али Фетхи и Кемаль подают рапорт об отставке, но затем забирают его, когда стало известно, что повышение Энвера отменено.
По мнению Кемаля, Энвер не только некомпетентен, но и приносит вред армии, так как допускает ее политизацию, что, на его взгляд, является грубой ошибкой. Этой же точки зрения придерживаются также и немцы. Кайзер скажет генералу Лиману фон Зандерсу, отправляющемуся в Стамбул в начале 1914 года: «Искореняйте политику из корпуса турецких офицеров. Вмешательство в политику — вот их главный недостаток». Но это заявление будет единственной общей точкой зрения Кемаля и немцев, назначаемых инструкторами в османскую армию с 1840 года: примерно 70 немецких офицеров прибыли в Стамбул. В недавнем прошлом военный атташе в Берлине, Энвер верит в превосходство прусской модели армии и цинично заявляет: «Мы с ними, потому что это в наших интересах». Со своей стороны, Кемаль признает ценность берлинского метода, он даже переводит некоторые немецкие труды, но считает недопустимым слишком сильное влияние иностранцев и, как неизбежное следствие, подчинение турецкой армии.
Личные неудачи отражаются на характере Кемаля, нервном, импульсивном, подчас мрачном. Уже в Академии Генерального штаба он пребывал иногда в состоянии меланхолии или депрессии. «Друзья, — говорил он тогда, — я ложусь спать и не могу уснуть, как вы. Я бодрствую до рассвета. И лишь когда наконец я забываюсь сном, раздается сигнал подъема и, естественно, я не могу проснуться. И только человек, сотрясающий мою кровать, выводит меня из состояния оцепенения. В результате я чувствую себя совершенно разбитым и усталым телом и душой».
Осенью 1913 года Али Фетхи, давний друг Кемаля по совместной учебе в Манастире и Стамбуле, был назначен послом в Софию. Али и Кемаля связывали прочные узы дружбы. Будучи военным атташе в Париже, Фетхи приглашал Кемаля на большие маневры в Пикардию, организованные французской армией в сентябре 1910 года. И на этот раз Али как новый посол протягивает руку помощи Кемалю, предложив ему сопровождать его в Софию в качестве военного атташе. Кемаль вынужден согласиться, но его пребывание в Софии превращается в печальную ссылку. Он пишет одному из друзей, насколько грустно ему в столице Болгарии: «Здесь нет ни одной красивой женщины; я вынужден остановиться в отеле, так как не нашел подходящего дома. Ни одно событие не украшает мою повседневную жизнь. На всё воля Аллаха». Кемаль сообщает также, что он не посещает кабаре, так как они наводят только скуку. В данном случае Кемаль был не совсем искренен.
А между тем работа его не лишена интереса: Балканы охвачены волнением, в Болгарии насчитывается миллион двести тысяч выходцев из Турции. Вечера в опере Софии, успех в светском обществе, вызванный появлением Кемаля в костюме янычара на костюмированном балу по случаю праздника святых Кирилла и Мефодия, дружеское внимание Али скрашивали его пребывание в Софии. Друзья публикуют за подписью посла статью «Истинные причины поражения корпуса Болайыра» в одном из болгарских военных журналов. А Кемаль пишет также небольшой труд на двадцати страницах под названием «Беседы с офицерами и командующими»: печальные размышления после трех конфликтов в Триполитании и на Балканах, в результате которых империя лишилась трети подвластной ей территории и пятой части населения, едва ли не оказавшись за пределами Европы и отдав Салоники Греции. Некоторые мысли позволяют угадать в нем будущего государственного деятеля: «Главное в идее — это ее способность быть воспринятой как абсолют без того, чтобы стать объектом критики. Это возможно, когда идея становится мнением, а в конце концов, убеждением; после этого никакие логические доводы или суждения не могут ее поколебать».
В Софии Кемаль пережил также необычайно сильное любовное увлечение. Возможно, единственный раз в жизни женщина, болгарка Димитрина (известная всем как Мити) Ковачева, пробудила в Кемале чувства, которые не сводились только к физическому влечению. Кемаль, забывший об осторожности, требуемой от военного атташе, даже просил руки Мити у ее отца, военного министра. Генерал Ковачев отказал Кемалю: он не мог позволить любимой дочери покинуть родину и не скрывал, что его волнует, как Мити выдержала бы условия жизни в Турции.
Кемаль никогда не говорил позже об этом драматическом эпизоде. Но за несколько недель до начала Первой мировой войны он признался одному из болгарских друзей: «Турки — хорошая нация. Но они нуждаются в современном образовании <…> Необходимо освободиться от восточного влияния, давящего на общество и отдельные личности. Но чтобы изменить турецкий народ, следует провести серьезные реформы».
Девять месяцев, проведенные Кемалем в Болгарии, явились для него нелегким испытанием. Он оскорблен болгарами как турок и как мужчина, он оскорблен правительством Стамбула, сославшим его в Софию. Единственная идея, поддерживающая его дух и энергию, — стремление к власти. При этом он стремился показать, что подобное влечение к власти бескорыстно. «Мои амбиции велики, — писал он во время Первой мировой войны другу, — но они не сводятся к материальным амбициям, таким как получение более высоких постов и денег»…
18 октября 1914 года в письме другу Салиху Кемаль цитирует неизвестного французского поэта: «Жизнь коротка: немного мечты, немного любви, и прощайте. Жизнь тщетна: немного ненависти, немного надежды, и конец». А затем добавляет: «Салих, запомни эти строки и в зависимости от смысла, который ты придаешь жизни, руководствуйся одной из этих формулировок». Что бы выбрал он сам, если бы не разразилась мировая война и не произошла бы битва за Дарданеллы?
Глава вторая
СЛАВА, А ЗАТЕМ?
27 октября 1914 года немецкие броненосцы «Гебен» и «Бреслау», отданные Турции — они теперь под турецким флагом и называются «Султан Селим Явуз» и «Мидилли», — обстреливают Одессу и Южный берег Крыма. Тайный договор о союзе, подписанный тремя месяцами ранее между Османской империей и Германией, приносит свои плоды — Османская империя вступает в мировую войну, а Энвер торжествует, пользуясь осторожной поддержкой Талаата против Джемаля, франкофила. Военный министр с начала этого года, 32-летний Энвер присвоил себе также функции верховного главнокомандующего армией, до сих пор принадлежавшие султану.
