- Пора бы уж! А то все сроки пройдут, и уж никакая девушка не глянется. Чего ждать? Мужики вы, что ты, что Серенька - как дубы, эвон какие вымахали! Какого рожна ждать?
Они обещали ей сыграть свадьбы вместе, в один день, как то получилось у сестер Сергея, Веры и Надежды.
Но не женились ни вместе, ни порознь. Возраст ли мешал без предубеждений относиться к девушкам, или не случилось в их жизни какой-то главной встречи. Трудно сказать. В молодости же, наверное, больше других любили крылья и, как все одержимые, глядели на заботы вне призвания как на никчемные, не стоящие особого внимания.
Как бы то ни было, Лютров не находил изъянов в прожитых годах и никому не завидовал. Он никогда не сомневался, тот ли путь избрал, тому ли делу отдал жизнь. Обернись все сначала, и он снова сядет за письмо командующему округом, чтобы попроситься в летное училище, как он это сделал после призыва в армию в 1944 году. Овладев полетом, он поймал свою жар-птицу и ревностно берег ее. В работе все, весь он. Еще будучи курсантом, Лютров предпочитал пораньше ложиться спать, чтобы утром, прогревая мотор "Ла-5", с упоением вслушиваться в его уверенный рокот. Он слышал послушание, силу, готовую сделать для него главную чудо-работу: поднять в воздух машину, огласить небо торжествующей песней полета. И, казалось, ничто в мире не способно было сравниться с полнотой вот этого ощущения жизни!
Годы не оставили в памяти ничего более близкого, чем заснеженные, залитые дождем, пышущие жаром аэродромы - уходящие за горизонт полосы шершавого бетона. Лютрову случалось бывать едва ли не во всех крупных городах страны, но прежде чем вспомнить облик города, он представлял аэродром. И не только он. Когда Санину говорили, что такой-то город красив и гостеприимен, он отвечал:
- Хороший город. Знаю. Полоса два двести. И затем принимался рассказывать обстоятельно со знанием дела, о музеях, театрах...
Рядом с воспоминаниями об аэродромах жили, как лирические отступления от стези жизни, картины охотничьих вылазок.
В Хабаровске знакомые ребята устроили им охоту в предгорьях Сихотэ-Алиня. Охотник-удэгеец - маленький, неутомимый, несмотря на тяжелую болезнь ночек, водил их по тайге в поисках гималайского медведя... Охотничьи домики в лесу, морозное ночное безмолвие, огромная золотая луна за сказочными силуэтами деревьев, следы осторожных изюбров, тигра, дупло старого тополя, припудренное желтой гнилостной пылью у отверстия - след дыхания спящего медведя.
Астрахань... Неделя поздней осени, долгое однообразное тарахтенье моторки по бесконечным протокам дельты Волги, тысячные утиные стаи и укоризненные слова старого егеря:
- Ружьишко у тебя, парень, больно харчисто: гляди, в пыль утиц бьешь.
- Слышь, Лешка, - харчисто! Умеют говорить на Руси, а?..- восхищался Санин с такой горячностью, словно его одарили чем-то...
Есть потери, которые сильнее всего напоминают о времени, о прожитом. Лютрову иногда казалось, что вся его "взрослая молодость" началась и кончилась рядом с Сергеем, как с отъездом из родного городка в Крыму кончилось детство, с получением диплома летного училища - юность. Три месяца прошло после похорон друга, а он все еще не обрел душевного равновесия. Женатым, наверное, легче. Будь он женатым, ему, может быть, не стало бы так тоскливо сегодня вечером одному в своей квартире на Молодежном проспекте, и он не поехал бы на ночь глядя на этот аэродром, в гостиницу, где живут остальные члены экипажа. Нужно двигаться, не оставаться праздным, не копить усталость, лечить душу "терапией занятости", иначе одолеет тоска... Умница Гай-Самари, придумал ему эту командировку: полеты через сутки, вылет, как правило, те второй половине дня, посадка ночью, аэродром, далеко от летной базы, от бесконечных разговоров о катастрофе...
Дорога делает кокетливый поворот, изгибаясь в плоскости, как на треке, н под светом фар проступает вздыбленный каркас моста. "Волга" проносится между пупырчатыми арками стальных пролетов. Шум мотора обрубается мелькающими по сторонам наклонными фермами.
- Ххлоп, ххлоп, ххлоп!..
По ту сторону моста начнутся разноцветные заборы финских домиков, окраина военного городка, появятся бесконечные знаки ограничения скорости, запрещения обгона, а вместе с ними замелькают свадебные стаи собак, кошки... Чаще кошки. В отличие от собачьей непосредственности, они обескураживающе пугливы, и в пугливости этой не боязнь, не трусость, а диковатая скрытность, слепое недоверие ко всему, что живет вне стен хозяйского дома, - вторая натура диванных баловней. Захваченные светом, они жмутся к земле, затаиваются, чтобы в самый неподходящий момент с решительностью самоубийц броситься наперерез автомобилю. Лютров убавил скорость и опустил стекло дверцы. Еще поворот, и на дороге, в недосягаемой светом темноте, блестят отражательные стекла на бортах большого грузовика. За ним полыхает костер света от фар "газика" с брезентовым верхом. Над землей туманом растекается синий дымок от работающего мотора. "Газик" установили поперек обочины с умыслом осветить ямину кювета, но свет захлестывает бугор за ним, пробивается дальше, к плотной колоннаде сосен на холме. Кому-то не повезло с техникой.
Мотнувшись в обход березовой рощи, дорога вползает на холм. В конце долгого спуска блеснула красным бензоколонка, трубно прогудел тоннель под бетонным мостом железной дороги, и начались последние километры узкой бетонки, ведущей к проходным аэродрома.
И от вида знакомых, освещенных прожекторами решетчатых ворот, от встретившего машину бодрого краснолицего солдата в светлом полушубке, угадавшего "Волгу" Лютрова а оттого с веселым старанием раскрывшего одну за другой обе половины ворот; наконец, от улыбки парня) которая не покидала его во время проверки пропуска ("Мы-то с вами знаем, что это глупая игра с пропуском, - как бы говорила эта улыбка, - но такова служба, ничего не поделаешь"), - и от всего этого Лютров словно бы ожил, очнулся от видений ночной дороги. Здесь, за воротами, начинался мир живой и деятельный, который только и ждет рассвета, чтобы зашуметь и задвигаться,
- Сколько часов, не скажете? - спросил солдат, которому хотелось как-то выразить свое хорошее отношение к знакомому летчику.
- А если будешь узнавать о температуре, спросишь, сколько градусников?
Они рассмеялись. Потом закурили, причем, прежде чем прикурить, солдат старательно, с видом участника той же игры огляделся.
- А у вас какое звание? - в тоне вопроса чувствовалось, что солдат задумал ответную шутку.
- Майор запаса.
- Спокойной ночи, товарищ майор! - довольный своей находчивостью, постовой отдал честь.
Утром Лютров узнал, что накануне вечером в гостиницу звонил начальник отдела летных испытаний фирмы Данилов. Интересовался делами экипажа, а когда Чернорай сказал ему, что завтра предстоит последний полет перед заменой двигателей, Данилов распорядился, чтобы после установки самолета на замену двигателей ведущий инженер Углин, бортрадист Коля Карауш и он, Лютров, прибыли на базу. Слава Чернорай, присланный на несколько полетов подменить заболевшего второго летчика, должен вернуться в КБ, где он отрабатывал на тренажере навыки управления новым лайнером "С-441", которому летом запланирован первый вылет.
