Наконец, не в силах больше терпеть, я позвонил в свою контору. Оказалось, моя секретарша уже сбилась с ног в поисках меня. Почти два часа меня искали везде, где только можно.
- Шеф, вас вызывают в ставку фюрера, - возбужденно прокричала она в трубку. - До 17 часов самолет будет ждать вас на аэродроме Темпельхоф.
Я понимал весь этот ажиотаж, ведь до сих пор меня никогда не вызывали в ставку. Скрывая, насколько можно, волнение, охватившее меня, я только сказал:
- Передайте Радлю, пусть немедленно идет ко мне в комнату, уложит мою форму и туалетные принадлежности в чемодан и привезет все на аэродром. Я туда отправляюсь прямо сейчас. Вы не знаете, о чем может идти речь?
- Нет, шеф. Мы ничего не знаем.
Я торопливо попрощался со своим другом, который был явно взволнован, узнав, что меня вызвали в ставку, и прыгнул в такси. По дороге я пытался догадаться о причине столь неожиданного вызова. Может, речь пойдет об операции "Француз" (диверсии на иранских железных дорогах)? Или о проекте "Ульм" (нападение на военные заводы Урала)? Все возможно, хотя я плохо представлял, как мое присутствие в ставке фюрера могло ускорить подготовку к этим операциям. "Ну что ж, - сказал я себе, - поживем - увидим!"
На аэродроме Радль, мой адъютант, уже ждал меня с чемоданом и портфелем. Я быстро переоделся. Радль рассказал мне последние новости. По радио только что объявили о смене режима в Италии, но ни я, ни он не видели никакой связи между этим событием и моим вызовом в ставку.
Когда мы направились к летному полю, я увидел, что винты "Юнкерса-52" начали медленно вращаться. "Какой комфорт, - успел подумать я, - этот огромный самолет для меня одного!" В последний момент я вспомнил, что забыл сказать главное.
- Надо, чтобы я мог с вами связаться в любой момент, - крикнул я Радлю. - Как только я узнаю, о чем идет речь, я вам позвоню. Две роты пусть находятся в полной боевой готовности! Это главное.
Самолет взлетел, развернулся и начал набирать высоту. Я снова принялся гадать. Что меня ждет в ставке фюрера? С кем я встречусь? Чем больше я размышлял, тем меньше понимал. В конце концов я прекратил попытки разрешить эту загадку и принялся рассматривать самолет, в котором был единственным пассажиром. Прямо перед моим креслом я обнаружил небольшой шкафчик с напитками. Набравшись наглости, я через приоткрытую дверь спросил у летчиков, имеет ли право пассажир пользоваться его содержимым. Двух рюмок коньяка оказалось достаточно, чтобы успокоить мои нервы, и я смог с высоты полюбоваться живописными видами земли, над которой мы пролетали.
Вскоре мы пересекли Одер и под нами поплыла зеленая шахматная доска новых территорий в чередовании лесов и полей. Мне любопытно было, где мы приземлимся, ведь до сих пор я не знал о ставке фюрера, как и большинство смертных, больше того, что она расположена в Восточной Пруссии и носит кодовое название "Волчье логово". К счастью, мой адъютант позаботился обо всем и положил в портфель карту Германии, по которой я мог проследить наш маршрут. Через полтора часа после взлета с берлинского аэродрома мы пролетели, на высоте километра, над городом Шнейдемюль, затем пилот, в кабину которого я к тому времени перебрался, показал мне внизу зеркало большого озера и перекресток железных дорог Варшава-Данциг и Инстенбург-Познань. Железнодорожные пути выделялись на земле с ясностью геометрического чертежа, и я подумал, какую прекрасную цель представляет этот перекресток железных дорог для авиации противника. Через секунду эта мысль разозлила меня. Я переживаю прекрасный час, мощный самолет несет меня в волшебно сияющем небе над прекрасной страной, а я не могу забыть, хотя бы на минуту, об этой проклятой войне.
За нашей спиной солнце все больше клонилось к горизонту. Постепенно самолет снизился до высоты 300 метров. Пейзаж внизу начал меняться, превращаясь в плоскую равнину, перерезанную многочисленными речушками и испещренную пятнами озер. Я бросил взгляд на карту и понял, что, пролетев почти 500 километров, мы оказались над Мазурскими болотами. В этих местах, под Танненбергом, в начале Первой мировой войны старый Гинденбург нанес жестокое поражение русским войскам. С радостью и гордостью я подумал, что сегодня фронт находится далеко на востоке, где-то под Смоленском, за сотни километров от границ Германии.
Самолет начал снижаться по широкой спирали. В неясном свете сумерек я различил на берегу озера большой аэродром. "Юнкерс" еще опустился, коснулся колесами земли и, пробежав по бетонной дорожке посадочной полосы, остановился. Перед бараком, маскировавшим здание аэродромных служб, меня ждал "мерседес".
- Гаупштурмфюрер СС Скорцени? - осведомился унтер-офицер. - У меня приказ немедленно доставить вас в ставку.
По прекрасной дороге, проложенной через лес, мы вскоре достигли первого пояса безопасности - охраняемого шлагбаума. Унтер-офицер подал мне пропуск, который я должен был предъявить вместе с личными документами офицеру поста. Он записал мое имя в журнал, я расписался, шлагбаум поднялся, и мы снова поехали. Теперь дорога стала немного эже. Мы пересекли березовый лес, переехали через железнодорожные пути и достигли второго поста. Снова проверка документов. Я вышел из машины, офицер опять записал мое имя, потом попросил подождать и стал звонить по телефону. Положив трубку, он спросил, знаю ли я, кто меня вызывает. Я, естественно, чувствуя себя неловко, ответил, что не имею ни малейшего понятия.
- Вас вызвал Главный штаб ставки фюрера, которая расположена в Чайном домике, - сказал тогда он, явно находясь под впечатлением того, что услышал с другого конца провода от своего собеседника. Я же не знал, что и подумать. Даже это уточнение ничего мне не говорило. Какого черта мне делать в Главном штабе фюрера? Озадаченный и изрядно заинтригованный, я снова сел в машину.
Через несколько метров мы проехали нечто вроде портала - единственный вход на обширную территорию, окруженную высоким забором из колючей проволоки. Можно было подумать, что мы оказались в старинном парке, обустроенном с большим вкусом, с березовыми рощами, прорезанными капризно переплетающимися тропинками. Вскоре я смог различить несколько строений, на первый взгляд расположенных без всякого порядка. На крышах некоторых строений росла трава и даже небольшие деревца. Над другими зданиями и над подъездными дорогами была натянута маскировочная сеть, скрывавшая ставку от вражеской авиации. С воздуха местность должна была казаться, вероятно, заросшей лесом и необитаемой.
Совсем стемнело, когда мы наконец остановились перед Чайным домиком. Это было простое деревянное одноэтажное строение, состоящее из двух крыльев, соединенных чем-то вроде закрытого перехода. Позднее я узнал, что левое крыло занимала столовая, где фельдмаршал Кейтель, начальник штаба Верховного главнокомандования вермахта, обедал в окружении своих ближайших сотрудников. Собственно, Чайный домик находился в правом крыле здания. Я вошел в просторный вестибюль, меблированный удобными креслами и несколькими столами. Пол был застелен толстым ковром. Меня встретил гаупштурмфюрер СС и представил пяти другим офицерам - подполковнику и майору сухопутных войск, двум подполковникам люфтваффе и штурмбаннфюреру СС. Вероятно, ждали только меня, поскольку сразу после представления гаупштурмфюрер вышел, чтобы через минуту вернуться.
