Ехали всю дорогу на лошадях. Для сопровождающих это была очень долгая и утомительная поездка. А кадеты были довольны: прекрасная летняя погода, отсутствие строгого режима, надоевшего за долгие годы корпусной жизни, сознание, что сделан заметный шаг в сторону самостоятельной, взрослой жизни, превращали для них этот почти двухнедельный переезд в веселую и приятную прогулку. Им все было ново и интересно: маленькие городишки с полосатыми будками у шлагбаумов, неизменными церквами и кабаками, тюрьмами и казармами; нищие деревушки и крестьянские избы с провалившимися соломенными крышами; возвышавшиеся в стороне от дороги помещичьи усадьбы, окруженные зеленью парков и добротными хозяйственными постройками. Навстречу попадались то запряженные одрами крестьянские телеги, то подрессоренные купеческие брички, то несущиеся во весь опор фельдъегерские возки, то громоздкие, украшенные гербами кареты, в окнах которых виднелись лоснящиеся физиономии господ с бакенбардами а-ля Николай I, старушечьи чепчики или модные женские шляпки. Особенное внимание будущих офицеров привлекали, конечно, движущиеся на юг колонны войск: пехота, кавалерия, пушки, понтоны и обозы, обозы, обозы. То были части русской армии, перебрасываемые на театр военных действий — ведь примерно за месяц перед этим началась Крымская война 1853–1856 годов. Вид насквозь пропылившихся, понурых солдатских шеренг и молодцевато гарцующих вдоль дороги офицеров, иногда почти такого же возраста, как они сами, волновал воспитанников. Одних он наводил на размышления о том, какие перемены и несчастья принесет стране новая война, а в других возбуждал честолюбивые надежды на возможность принять участие в бою, совершить подвиги, заслужить награды и отличия.
Но вот подошел к концу последний день поездки, и путешественники оказались в Петербурге, а затем добрались до расположения Дворянского полка. Приказ, отданный по полку в воскресенье 9 августа 1853 года, гласил: «Прибывших из Александровского Брестского кадетского корпуса нижепоименованных воспитанников зачислить налицо прикомандированными…» А далее шел список, в котором одиннадцатым по счету был назван Ярослав Домбровский.
В Дворянском полку, переименованном позже сначала в Константиновский кадетский корпус, а затем — Константиновское военное училище, завершали образование воспитанники провинциальных кадетских корпусов, в которых не преподавались военные дисциплины. Здесь же подготавливались к экзаменам на офицерский чин выпускники гимназий, недоучившиеся студенты, лица, имеющие домашнее образование, и другие. Новая обстановка существенно отличалась от того, к чему Домбровский привык в Бресте.
В Дворянском полку преобладали воспитанники старших возрастов, съезжавшиеся почти из всех кадетских корпусов. При Домбровском там были еще и дети лет десяти-двенадцати, но большинство все-таки составляли Юноши в возрасте от 17 до 20 лет, которые изучали в специальных классах только военные дисциплины и проводили много времени на строевых и тактических занятиях. Они не без основания чувствовали себя взрослыми. Однако это не очень меняло положение дел и даже не гарантировало их от телесных наказаний. В мае 1854 года, например, два восемнадцатилетних воспитан вика Дворянского полка получили по 20 ударов розгами: Козлянинов — за то, что, «надев отпускную форму и пристроившись к увольняемым в отпуск, ушел со Двора, не имея на то права», а Харкевич — за подделку отпускного билета. Этот случай, вызвавший возмущение кадет, не встретил одобрения и в Главном штабе военноучебных заведений: узнав о происшедшем, высокое начальство изволило «выразить мысль, что вообще телесных взысканий взрослым воспитанникам назначать не следует». Видимо, именно поэтому общее число телесных наказаний в полку снизилось в 1854 году до одиннадцати.
Проступки воспитанников Дворянского полка часто отстояли довольно далеко от невинных детских шалостей, хорошо знакомых Домбровскому по Бресту. В полку было немало великовозрастных шалопаев, которые имели деньги и, подражая своим старшим товарищам — офицерам, пытались вести разгульную жизнь, спешили изучить многочисленные «злачные» места, существовавшие в Петербурге. Однажды они силой ворвались в кондитерскую, где подавались кофе и ликеры. Были воспитанники, тайно снимавшие в городе квартиры для встреч с «женщинами легкого поведения». Многие играли в карты и пьянствовали. Генерал Воронец, командовавший Дворянским полком, старался скрыть или как-то оправдывал пойманных на месте преступления, а высшее начальство смотрело на это сквозь пальцы. На одной из ведомостей о провинившихся кадетах против смягчающей формулировки Воронца «воспитанник 2-й роты Побуковский употребил горячительный напиток» начальник Главного штаба военно-учебных заведений генерал Ростовцев не без чувства юмора написал: «Называли бы все настоящим именем!»
Такой же примерно была реакция на иные проявления «гусарства» молодежи. Их, конечно, старались не оставлять безнаказанными, но гораздо большее беспокойство вызывали у начальства воспитанники, которые слишком много читали, интересовались не только «дозволенной» литературой и слишком часто размышляли над некоторыми серьезными вопросами, считавшимися совсем лишними для царского офицера. Домбровский, судя по всему, относился именно к этой части кадет еще в Бресте.
Период Крымской войны, особенно ее последние годы, был временем пробуждения политического сознания в различных слоях общества и усиления оппозиционных настроений в столице и на периферии Российской империи. Война велась неудачно, царизм все более обнаруживал свою неспособность обеспечить надежную оборону страны, феодально-крепостнический строй все отчетливее выявлял свою полную несостоятельность как в экономической, так и в политической сфере. В 1855 году по стране прокатилась волна крестьянских выступлений.
Наиболее крупные из них были связаны с обманутыми надеждами на то, что добровольно вступившие в ополчение крепостные крестьяне получат по возвращении домой «вольную» от своих помещиков.
Все чаще высказывалось недовольство в так называемом «образованном обществе». По рукам во множестве ходили оппозиционные сочинения, написанные стихами и прозой, адресованные царю и общественному мнению.
Военная молодежь, в том числе, разумеется, и Домбровский, хорошо знала тогдашнюю «потаенную» поэзию, начиная с запрещенных цензурой вольнолюбивых произведений Пушкина, Лермонтова, Рылеева и кончая стихами, написанными в годы войны Добролюбовым и Лавровым. «Потаенная» поэзия, особенно ее новинки, распространялась, естественно, без подписей, и Домбровский, не раз слушавший лекции Лаврова по артиллерии, не мог знать, что этот респектабельный офицер, известный профессор является в то же время автором распространявшихся в списках стихотворений «Пророчество», «Русскому царю», «Русскому народу». Добролюбова Домбровский тогда знать не мог, но его стихи «О нынешней войне» и «На похороны Николая I» ему, вероятно, были знакомы.
