И все же режиссер обладал редким художественным даром: душевная красота отдельно взятого персонажа раскрывалась только в коллективе – в искреннем самораскрытии их духовной близости, выраженной взаимной приязни. Герасимов создал идеальную модель отношений. Ощущение общности этого экранного коллектива ничуть не подавляло самих героев, сплоченность не мешала отчетливо выраженному чувству свободы каждого. Так было и в предыдущих работах режиссера – братством, общиной и артелью одновременно выглядела и группа зимовщиков в фильме «Семеро смелых», и обитатели общежития в «Комсомольске». Во многом сродни им стала и организация в «Молодой гвардии», которая, как на экране, так и в романе, на оккупированной территории пишет и распространяет листовки, помогающие населению сохранить веру в будущее освобождение от фашистского ига. Перебив охрану, освобождает пленных красноармейцев, казнит предателя-полицая, сжигает немецкую биржу со списками людей, обреченных на депортацию в Германию, водружает красный флаг…
Даже двухсерийная экранизация не могла, естественно, вобрать в себя все описанные в романе судьбы и обстоятельства. Полнее всего Герасимов стремился сохранить линии тех героев, в которых отчетливо проступало наиболее ценимое им личностное качество: укорененное и неиссякаемое чувство внутренней свободы. Очень различны, например, образы Вали Борц (Людмила Шагалова), Ульяны Громовой (Нонна Мордюкова) и Любови Шевцовой (Инна Макарова). Но главной чертой каждой из них является, несомненно, независимость характера, сказывающаяся у Вали – порою капризно и горделиво, у Ули – в истовой серьезности и самостоятельности, а у Любки – в способности, ни с чем не считаясь, совершать самые отчаянные по своей смелости поступки.
Плясунью и певунью Любу еще до войны прозвали «артисткой», но она вряд ли подозревала, какого рода дерзкое и изощренное лицедейство ей предстоит. Любка в организации – связная, у нее двойственное положение: приходится под видом «солистки Луганской эстрады» кокетничать с немецкими офицерами, обманывая их бдительность. При врожденной непосредственности и искренности ей дается это нелегко: выдавив фамильярным тоном комплимент врагам, она тут же «обкладывает» их на непонятном им русском языке, испытывая удовольствие от собственного озорства. Идя на крайний риск, она сохраняет азарт и задор. Звездный блеск, авантюризм и кураж могли бы сделать ее похожей на романтическую героиню приключенческой ленты, если бы не страшная опасность, которая ей грозит, и не мученическая гибель. Даже в тюремной камере, высоко подняв голову и уперев руки в бока, она выбивает каблуками лихую дробь, наступая на палачей, пугая неожиданной и властной командой «Ложись!», после которой они автоматически, как под бомбежкой, пригибаются, вызывая победный хохот Любки.
Однако более всего ее натура раскрывается в замечательном эпизоде поджога биржи и одновременного концерта, который молодогвардейцы под видом «коллектива художественной самодеятельности» дают немецким офицерам и солдатам, чтобы по возможности освободить от них ближние улицы, отвлечь их внимание. Нарастанию напряжения способствует параллельный монтаж. На экране возникает то ярко освещенный зал клуба, переполненный гитлеровцами, которые курят, переговариваются, равнодушно внимая русским песням и пляскам, исполняемым на сцене. То темнота улицы, а потом биржи, куда прокрадываются Любка и Сергей Тюленин, чтобы устроить поджог.
Немецкая публика ждет Любку, свистит, требует выхода «солистки». Возвращения Любки и Сергея с волнением ожидает и зритель фильма. И вот она в золотых кудрях и усыпанном блестками платье является, чтобы станцевать испанский танец, спеть немецкую песенку, кинуть розу немецкому лейтенанту в ложе. Когда же немцы, узнав, что горит биржа, с испуганными лицами, переворачивая на ходу стулья, бросаются из зала вон, она, открыто над ними смеясь, бросается в пляс.
В романе Фадеева беда, все ближе надвигающаяся на героев, обостряет их жажду жизни, красоту и радость любви. В фильм многие лирические линии не вошли, но внезапно вспыхнувшее чувство Сергея Тюленина и Вали Борц осталось в душе зрителей. Ситуация для первого признания самая неподходящая: Сергей и Валя собираются водрузить на крыше здания в центре города красный флаг. Затея с неясным исходом и требующая предельного внимания, абсолютного бесстрашия. Тем временем она говорит ему с подтекстом: «Ничего-то ты не понимаешь…» Близко звучат немецкая речь и шаги охраны, он порывисто обнимает девушку. Сбивчивое, взволнованное дыхание обоих. Патруль прошел, Сергей нехотя выпустил девушку из объятий и смущенно отвернулся.
Сдержанно, так, что динамика эмоций передается только легкими изменениями интонации, мимики и пластики, играет роль матери Олега Кошевого Тамара Макарова, да и многие исполнители ролей молодогвардейцев. Тогда студент ГИТИСа Владимир Иванов характеризует Олега Кошевого гораздо более яркими красками, доводя моментами силу переживаний своего героя до исступления, что выглядит несколько чужеродно на фоне общего стиля картины.
Сцена казни снималась на натуре, у той шахты, где погибли реальные молодогвардейцы. Для жителей Краснодона, собравшихся у съемочной площадки, словно бы ожили трагические события недавнего прошлого: подъехали грузовики, из них в сопровождении охранников вышли истерзанные юноши и девушки… Здесь в последних кадрах фильма на предельных высотах героической патетики режиссер еще раз демонстрирует впечатляющее монолитное единство молодых людей. Они стоят, тесно прижавшись друг к другу, чуть не падая от слабости, как несокрушимая стена; их истерзанные пытками лица страшны и одновременно прекрасны гордой красотой непобедимости духа…
Однако Тихонову этот фильм не принес большого творческого везения, в сравнении с другими его участниками. Его роль оказалась не такой заметной. И все же, несмотря на довольно удачный дебют, дорога для него на главную кинофабрику страны оказалась закрыта. Тогдашний руководитель «Мосфильма» Иван Александрович Пырьев категорически возражал против участия Тихонова в выпускаемых фильмах. Виной всему была якобы нерусская национальность артиста. Пырьев считал Тихонова не то армянином, не то азербайджанцем, но никак не русским. Пока будущий Штирлиц ждал сколько-нибудь значимых ролей, другие участники проекта уже всласть пили славу жадными глотками. Вот что рассказывал об этом периоде Тихонов:
– Мы еще не закончили институт, а уже двое из нас носили на лацкане медаль лауреата Сталинской премии первой степени за «Молодую гвардию». А потом Сережа Гурзо получил еще и Сталинскую премию второй степени за «Смелых людей». То есть у него было две медали. Бывало, идем по улице: его все узнают, оборачиваются вслед, а на меня – ноль внимания. Слава богу, до безумств у меня никогда не доходило. Но чувство, близкое к зависти, в душе шевелилось. А потом сам стал сниматься – и все прошло.
