Почему-то китайцы всё время плюются. Улицы китайских городов так плотно заплёваны, что под ноги лучше не смотреть, а то стошнит. Но не смотреть нельзя, а то поскользнёшься. Кроме того, желательно ещё и не слушать: плюются они с душераздирающим харкающим звуком. О, этот звук! Этот кошмар западного туриста в Китае! Воспоминание о нём по сей день вызывает у меня мурашки по телу и спазмы в желудке.
Однажды я ехал в машине по городу Хонгчжу, и шофёр, которого мой переводчик уважительно называл “мистер драйвер”, каждые две-три минуты истошно отхаркивался, на полном ходу открывал дверь машины, с силой плевал в землю и снова захлопывал дверь. Сам переводчик, сидевший рядом с мистером драйвером, тоже время от времени производил плевки, но через правую дверь. Я не выдержал и спросил, почему они это делают. На что мистер драйвер при посредстве мистера переводчика разъяснил:
— Потому что окна не открываются. Сломались.
Пребывая в этой неистово плюющейся стране, я вспомнил слова пролетарского поэта Маяковского, который тоже любил плеваться направо и налево: “Плюну раз — мать моя мать, плюну два — мать моя мамочка!” Я подумал, что это, может быть, не случайно. Наверное, идеология победившего социализма каким-то загадочным образом способствует обильному слюноотделению.
Это вопрос, на который легко ответить. Они едят всё.
Они едят рыб и моллюсков. Они едят овощи, фрукты, корни, листья, ростки, стебли, стволы, кусты и деревья. Они обожают водоросли. Они лакомятся медузами, червями, цикадами, ящерицами и гнёздами птиц. Если попадаются собаки — едят собак. Если попадаются кошки — едят кошек. (Поэтому собаки и кошки попадаются редко). В общем, они едят всё, что бегает, ходит, летает, плавает, ползает, шевелится или просто неподвижно растёт. У этой нации хороший аппетит.
Один ресторан в городе Хонгчжу славится блюдом, которое называется «Битва тигра с драконом”. Оно приготовлено из кошки и змеи. Этого романтического блюда я не пробовал. Зато я ел там другое блюдо: цыплёнка, завёрнутого в лист лотоса и испечённого в земле. Делают его монахи, и на приготовление этого кушанья уходит двадцать четыре часа. Лист лотоса придаёт цыплёнку необыкновенный аромат, который усиливается то ли атмосферой восточной экзотики, то ли вашим разнузданным воображением.
А чего не едят китайцы?
На этот вопрос тоже легко ответить, хотя, учитывая всеядность китайского народа, ответ может показаться несколько неожиданным. Представьте себе, они не едят ничего молочного. Ни молока, ни масла, ни творога, ни простокваши. Я бывал на китайских рынках, где продавалось всё — от побегов бамбука до сушёных медуз, — но молоком там и не пахло. Я спросил переводчика, чем объяснить такой однобокий дефицит. Его ответ был как всегда незамедлительным и исчерпывающим. Китайцы, сказал он, не любят молочных продуктов. И тогда я поверил в мистическую загадочность этой нации, которая, пожирая скорпионов, не находит вкуса в сыре.
Первое октября — красный день китайского календаря, годовщина Великой Китайской Социалистической Революции. На улицах провинциального города Ниньгбо попадались красные флаги, но в остальном всё выглядело буднично, как в любой другой день. Улицы кишели велосипедистами, на стройках лупили кувалдой чего-то железного, и мелкие частники с истошными воплями продавали фрукты с лотков.
Немного о фруктах. Некоторые китайские фрукты выглядят довольно необычно, например — бледно-жёлтый цитрус величиной с хороший арбуз. Другой фрукт (а может, наоборот, овощ) больше всего походит на стройматериал: этакие двухметровые бамбукообразные палки, либо зелёные, либо коричнево-фиолетовые. Это — сахарный тростник, нехитрое уличное лакомство местного населения. Продавец отрезает вам палку любой длины по вашему заказу, взвешивает её, мгновенно обстругивает и вручает вам. И вы начинаете откусывать от этого сладкого стройматериала, высасывать его сок и выплёвывать щепки на тротуар. И от этого интенсивного плевания у вас возникает чувство духовного родства с местным населением.
В тот праздничный день нас было четверо белолицых, включая трёх моих сотрудников. Мы просто бесцельно бродили по улицам. Мы изгрызли несколько погонных метров сахарного тростника, заплевали и без того заплёванный исторический город Ниньгбо и теперь были готовы обедать. Наше внимание привлёк небольшой, но относительно чистый на вид ресторан. Мы зашли, и в ресторане, как и следовало ожидать, поднялся переполох. Официант позвал старшего официанта. Старший официант позвал директора. Все вместе они заметались, стремительно накрыли для нас самый лучший стол и откуда-то привели девушку, которая торжественно объявила, что говорит по-английски и готова нас накормить.
Ресторан оказался хорошим, со специфической кухней провинции Чжэцзян. Пока мы наслаждались морскими тварями этой славной провинции, все остальные посетители ресторана, наоборот, перестали есть и с восторгом глядели на нас. Их, похоже, восхищало, что эти странные бледнокожие существа с круглыми глазами точно так же, как все нормальные люди, запихивают еду в рот, который у них даже находится на том же месте.
За соседним столом сидела небольшая компания, а может, семья, которая всё время пыталась привлечь наше внимание. Они улыбались, кивали головами и, наконец, подозвав нашу официантку, что-то ей сказали. Официантка вернулась к нам и объяснила, что это действительно семья и что они приехали из Шанхая.
Мы сказали, что это очень хорошо, что они из Шанхая.
Тогда дружелюбная семья передала через официантку, что они приехали в гости к родственникам.
Мы сказали, что это тоже хорошо, что они приехали в гости к родственникам.
Но дружелюбная семья на этом не успокоилась, а попросила официантку объяснить иностранным друзьям, что их дочка играет на виолончели.
Мы сказали, что это просто замечательно, что их дочка играет на виолончели.
Тогда семья спросила, не хотят ли иностранные друзья послушать, как прекрасно играет на виолончели эта дочка.
Мы сказали, что, конечно, очень хотим.
Откуда-то мгновенно принесли виолончель, одни столы сдвинули, другие раздвинули, и в образовавшийся полукруг поставили стул с дочкой и виолончелью. Дочка, которой было на вид года четыре, ухватила виолончель и быстро принялась играть на ней с необыкновенной для такого крошечного существа решительностью и серьёзностью. Она безошибочно выпиливала одно произведение за другим, мы хлопали, семья изнемогала от счастья.
