Виктор Френкель с резидентом Джеффри Спиваком сделали успешную операцию его жене (сам я стоял в операционной «в запасе»). В последующие дни я приводил Гавриила навещать Валентину — сам он плохо ориентировался в наших коридорах. И цветы для жены тоже покупал ему я и отдавал их Илизарову перед самой палатой. Ему уже было 73 года, он заметно сдавал, хотя сам ни за что бы в этом не признался. Всю жизнь он привык много и тяжело работать, и теперь ему было скучно без дела.
Каждый день он с нетерпением ждал меня, чтобы я рассказывал ему о свежих новостях из Союза:
— Ну, ну, что там делается?
Новости были невеселые. В правительстве и парламенте царил такой хаос, что Гавриил, остававшийся народным депутатом, ничего понять не мог. Он вновь и вновь повторял:
— Да, вовремя ты уехал…
Очевидно, в ту пору он и сам подумывал о переезде в Америку. По скрытности характера он этого не говорил, но, когда мы шли по улице и он видел, что на доме висело объявление о продаже, всегда спрашивал:
— Сколько стоит?
Стоимость на таких объявлениях никогда не указывается, и я называл приблизительную.
— Так, так… А дешевле отдадут?
— Об этом надо говорить с хозяином.
Если дом был большой, он интересовался стоимостью квартиры.
— Это зависит от того, сколько в ней спален.
— Почему спален?
— В Америке квартиры считают по спальням: одна, две или три спальни. При этом, конечно, в каждой квартире есть и гостиная, и столовая, и кухня, и одна или две ванных комнаты.
— Чудно как-то это у вас.
Незадолго перед новым, 1992 годом, по телевидению объявили, что в новогоднюю ночь Горбачев уйдет в отставку и Советский Союз перестанет существовать, распавшись на отдельные государства.
Услышав от меня эту новость, он посмотрел на меня, как на ненормального:
— То есть как это — не будет Советского Союза? Куда же он денется?
— Официально объявлено, что в Союз распускается на отдельные независимые государства, Ельцин останется президентом России. Красный флаг над Кремлем будет заменен российским трехцветным, а гербом страны станет старый русский двуглавый орел.
— Во дают!.. — только и мог сказать он. — Какое же они имели право сделать это без созыва парламента? Почему меня не информировали?
— Будто ты не знаешь, что все диктаторы делают то, что захотят. Руководители республик собрались во главе с Ельциным и приняли такое решение.
— По пьянке решили, — прокомментировал он. — Я Ельцина знал, когда он был секретарем Свердловского обкома партии, мы с ним вместе водку пили. Точно, по пьянке решили!
— Тебе лучше знать, если ты с ним водку пил.
— Вот я и говорю: без народа, без депутатов, без ума и рассудка решили. А что коммунистическая партия решила, не передавали?
— Партию тоже распускают.
— Распускают? Так, так… Слушай, а если ее распускают, то, может, все членские взносы нам вернут?
— Об этом я не слышал.
Он еще больше расстроился:
— Как же так — платили-платили, а теперь вдруг не отдадут…
Денег ему было жалко больше, чем всего остального.
В те дни я старался отвлечь его: водил в рестораны, приглашал консультировать больных. Френкель платил ему за консультации двести долларов в неделю. Гавриил требовал от меня, чтобы чеки ему давали сразу после консультаций. В бухгалтерии удивлялись: к чему такая спешка? Пока ему выписывали чек, он сидел у меня в кабинете:
— Ну, что они там тянут? Скоро уже? Пойди, поторопи их.
Я показывал Гавриилу рисунки для будущей книги. Теперь, когда его собственная книга была роскошно издана, и за нее автор получил крупный гонорар, он совсем не ревновал и охотно давал мне советы. А потом опять:
— Ну что, деньги выписали?..
Как раз в те недели ко мне привели пациента Филла Кэлли, двадцати двух лет. У него два года назад был сложный перелом ноги. Его лечили в других госпиталях, делали несколько операций, но перелом не срастался. Последнюю операцию делали по методу Илизарова. Неопытный хирург неправильно наложил аппарат, и перелом опять не сросся. Я показал юношу Илизарову. Он страшно расстроился:
— Видишь, что получается, если неправильно делают. Теперь станут говорить: «осложнение илизаровского метода». На самом деле все сделано не по-моему. Я всегда говорю: делайте все правильно и не будет никаких осложнений. Придется переделывать.
Это был редкий случай попросить Гавриила сделать с нами операцию. Но в Америке никто не имеет права даже тронуть пальцем пациента, если нет лицензии. Я спросил Френкеля:
— Виктор, что если я попрошу Илизарова делать операцию со мной?
— Вообще это против закона. Но для хирургов такого масштаба, как Илизаров, разрешается делать исключения. Пусть он участвует как консультант.
— Хорошая идея, Виктор.
— Не просто хорошая идея, а еще одна хорошая идея.
Гавриил провести операцию согласился. Поскольку это был мой частный больной, официально хирургом числился я. Но доминирующую роль, конечно, отдал Гавриилу. В который раз за тридцать лет мы оперировали вместе, и я был этому рад. Когда я привел его в операционную, многие хирурги госпиталя пришли пожать ему руку.
После приготовлений двух ассистентов (один — практикант из Японии, другой — мой Леня Селя), мы с Гавриилом приступили к работе. В основном он давал указания, а мы с ассистентами выполняли то, что он говорил. С самого начала я заметил, что он думал как-то замедленно и на ходу менял решения. Это не было похоже на прежнего Илизарова. Операция осложнялась тем, что по всей ноге имелось много глубоких рубцов от прежних разрезов. Где-то могли быть скрытые сосуды. Для проведения спиц через ткани надо было найти место, чтобы не повредить сосуды. Мы действовали очень осторожно. Каждый раз я спрашивал Гавриила:
— Где проводить спицу?
Он указывал:
— Вот здесь.
Тогда я объяснял японцу-резиденту:
— Профессор говорит, что надо проводить спицу здесь.
Гавриил подтверждал:
— Во-во-во!
Японец считал, что непереводимое «во-во-во» русское слово.
В один момент я усомнился в выборе места, которое указал Гавриил. Там был большой рубец, и я переспросил:
— Ты уверен, что надо здесь?
— А ты сомневаешься?
— По-моему, лучше сделать немного в стороне.
— Если ты не согласен со мной, зачем позвал на операцию?
Много раз в хирургической практике я убеждался, что лучше всего доверять своей интуиции. Но сейчас рядом со мной был создатель метода, по которому делалась операция, у которого был опыт многих тысяч таких операций.
Как мне было спорить, если я тоже не мог с уверенностью сказать, что прав? Резидент удивленно и нетерпеливо смотрел на нас.
