Постепенно от постоянного недоедания физические силы оставляли нас. И если я, парень 19 лет, вначале залезал на ель без передышки, то потом не менее трех раз отдыхал, а многие уже не то что подняться на ель были не в состоянии, но и вообще плохо ходили.
Кажется, 15 июня было прорвано кольцо окружения в «огненном коридоре» в направлении Теремец-Курляндский и в образовавшуюся брешь вывели большое число раненых и частей 2-й УА, а 305-я сд продолжала выполнять поставленную задачу. По слухам, удалось вывести из окружения тысяч пятнадцать. 830-й артполк неоднократно выделял бойцов для пополнения пехоты, которая удерживала оборону в месте прорыва. Когда 15 июня прорвали кольцо окружения, вместе с частями 2-й ударной вышли и наши бойцы. 17–18 июня противник вновь сомкнул кольцо. Пришлось снова выделять из огневых расчетов людей, чтобы держать оборону на востоке, а при орудиях оставалось вместо семи человек по два-три.
Обстановка ухудшалась, кольцо сжималось, снабжение вовсе прекратилось. Рядом с наблюдательным пунктом М. Т. Нарейкина установили батальонную кухню, но варить было нечего. Как только появился щавель, с передовой выделили двух бойцов в наряд на кухню. Они должны были утром нарвать щавеля, вскипятить с водой, и эту чуть кисловатую жидкость, еле-еле теплую, разнести по окопам. Наступило утро, а бойцы не встают — умерли во время сна от истощения. Один командир роты подстрелил скворца и с несказанной радостью побежал варить суп, конечно, без соли, а остальные, и я в том числе, завидовали этой снеди. Небольшое касательное ранение с малой потерей крови оказывалось смертельным, люди старше 30 лет совсем ослабли. Но главное — не было боеприпасов, не было бинтов и элементарных медикаментов. Духом же мы были сильны и уверены, что, когда придет наша очередь — прорвемся. И еще удивительно то, что жесткая экономия боеприпасов повысила прицельность огня. В районе узкоколейки стояла зенитная батарея. Когда зимой было много боеприпасов, она била мимо самолетов противника, а тут с первой очереди сбила самолет! Удивительно!
К 25 июня противник, продвигаясь за отходящими частями 2-й УА, подошел к огневым позициям 830-го артполка, вести огонь прямой наводкой нельзя — кругом густой лес. Пришлось огневые позиции батарей перевести в район Малого Замошья. Единственная дорога на восток — настил из бревен по болоту — была захвачена противником. Продвигаться на Большую землю и тянуть за собой артиллерию было невозможно, так как на пути лежало труднопроходимое и для людей Большое Замошское болото. И вот я по телефону получил приказ от командира дивизиона капитана Маслякова оставить НП и со всеми бойцами явиться на огневую позицию своей батареи для получения боевой задачи.
Подойдя к огневой, я услышал команду: «Комбат, в ровик!» Это кричал мне старшина батареи. Я, все разведчики и связные, что пришли со мной, прыгнули в ровик — окоп недалеко от орудия. Орудие взлетело на воздух. Вскоре были подорваны и остальные три — наши боевые 76-миллиметровые пушки образца 1902 г. с небольшой модернизацией затвора, произведенной в 1930 г. Взрывали так: в ствол забивали дерево, заряжали, удлиняли шнур, дергали за шнур, и ствол взрывался. Батарея была выведена из строя по приказу командира дивизиона капитана Маслякова, который, в свою очередь, получил приказ от командира полка майора H. Н. Вязьмитинова. Так вывели из строя весь полк!
На случай химического нападения у нас в батарее было 20 л бензина для дегазации. Все имущество батареи старшина Николай Иванович Кажохин собрал в одну кучу. Там были и мои личные вещи: выходная гимнастерка, галифе и сапоги. Он мне предложил переодеться — сжигать было жалко, ведь мы бедно жили до войны, но я приказал все сжечь. Тяжело вздохнув, старшина облил все бензином и поджег. Он был из калининских крестьян, людей практичных и экономных, но не жадных. Так мы освободились от лишнего груза. В батарее осталось 15 раненых и человек 10, способных держать оборону. Всех раненых посадили на уцелевших лошадей и двинулись на восток где получили приказ занять оборону по р. Глушица, от северного берега Большого Замошского болота на северо-восток. Раненых с лошадьми и артприборами (буссоли, стереотруба и т. п.) оставили на северо-западном берегу Большого Замошского болота.
Слева от нас занял оборону 1002-й сп 305-й сд под командованием командира полка майора Смирнова. Справа пять батарей нашего полка. 4-я батарея под командованием старшего лейтенанта Егорова была окружена и уничтожена немцами. Командир дивизиона капитан Масляков со штабом находился справа и сзади от нас, метрах в 100. Здесь нам сказали, что командующий 2-й УА генерал-лейтенант Власов с группой из 7 человек пошел выходить из окружения к партизанам.
Наступила ночь с 25 на 26 июня 1942 г., которая прошла относительно спокойно, хотя немцы не прекращали артиллерийско-минометной стрельбы. 26 июня капитан Масляков оставил меня за себя, а сам ушел по вызову в штаб полка. Вернулся он часа через три. Собрал нас, командиров, и объявил приказ: вести себя тихо, не стрелять, не обнаруживать себя, а в 20.00 незаметно оторваться от противника, сосредоточиться на северо-западном берегу Большого Замошского болота и объединенными усилиями, с остатками частей 305-й сд и 19-й гвардейской сд, идти на прорыв в направлении Теремец-Курляндский. Наряду с этим надлежало заготовить на три дня вареного мяса. Мы уже забыли, когда пили и ели.
Я снял с обороны своего заместителя по строевой части лейтенанта Сипайло, старшину батареи Н. И. Кажохина и одного бойца и послал их к раненым, где они должны были рассчитать, сколько нужно оставить лошадей, чтобы увезти всех раненых — по два человека на лошадь, а остальных лошадей зарезать и наварить мяса. Они ушли, и больше я их не видел.
Капитан Масляков еще говорил, что командиры полков спорили, кто из них старший, чтобы возглавить прорыв. Кажется, старшим оказался командир 1000-го сп, так как он был подполковник.
А обстановка сложилась очень тяжелая. Площадь — два на два километра, занятая нашими войсками, насквозь простреливалась. Всюду лежали убитые и раненые. Кто бредил, кто лежал в воде и просил пить, кто просил перевязать, а кто требовал пристрелить, потому что самому это сделать уже не было сил… Застрелился комиссар нашего дивизиона старший политрук Долинский… Перевязочного материала никакого, раненых прибавлялось, а перевязать их нечем. Немцы не атаковали, обложили нас, как зверя в берлоге, бомбили и обстреливали артиллерийско-минометным огнем. Правда, один раз они попытались разбить нас на две части, но наше командование, имея небольшой резерв автоматчиков, быстро выбило их с нашей территории.
