И не только в Нижнем писали об этом. В Москве тоже не раз отмечали эти недостатки. Без их преодоления нельзя было двигаться вперед.
— Федор, — вмешалась Эберле, — мадам Бертрами предлагает приехать к ней в Дьеп. — И, перехватив удивленный взгляд Шаляпина, быстро продолжала: — Это маленький курортный городок на берегу Ла-Манша. Мы все поедем туда и прекрасно проведем время. И поработаем, и отдохнем…
— А как же Париж? Я ж так мало здесь прожил… Никуда и не ходил… Не видел ни одной театральной постановки, не слышал ни одного приличного голоса.
Федор был не против поехать в курортный городок, где тихо, привольно они могут провести летнее время, но в то же время хотелось еще и еще побродить по Парижу, поглядеть, как живут французы, веселый, умный, беззаботный, талантливый народ…
— Конечно, тут много интересного для артиста, — заговорил Петр Мельников. — Мы вот тут уж сколько живем, а до сих пор ведем споры, оставаться ли на зиму… Столько здесь еще можно узнать… Но нет, оставаться на зиму ни я, ни Варюша не собираемся. Работаем так, чтобы к сезону быть в Москве. Я лично убежден, что смогу и буду петь. Самое важное теперь — узнать, какой репертуар предоставит нам Савва Иванович…
— А что, еще не было разговоров? — спросил Шаляпин.
— Да в том-то и дело… Он не уверен в моем голосе и ничего не обещает. А мадам Бертрами готова помочь мне пройти любые партии. Я просил Мамонтова прислать самые необходимые как мне, так и Варюше. Для нее-то хорошо бы подготовить «Псковитянку», а Мамонтов все не извещает нас о будущем репертуаре… Уж ладно я, но Варя-то так успешно выступала…
— Ну ничего, пришлет, Савва Иванович закрутился с делами… Как он бывает занят, ты даже не можешь представить… Скажи лучше, что тут наиболее интересно и значительно, ведь пока соберемся?..
— Сам понимаешь, что интересного тут много. Скажу откровенно: опера здесь на высоком уровне. Иные постановки просто блестящи, декорации поразительно хороши… Здесь, в Париже, встряхиваешься и живешь теми молодыми восторгами, о которых почти уже забыли в наших современных русских театрах. Я видел «Царя Эдипа». Боже мой, да что же это за силища! Актеры с Муне-Сюлли во главе произвели на меня впечатление искусных врачей, заставивших своим искусством снова жить мертвеца, да как жить-то…
— А мне вспоминается, что в Москве Сюлли не имел успеха. Или я ошибаюсь? — спросил Шаляпин.
— Да разве можно в таком спектакле обращать внимание только на одного актера, пусть даже очень талантливого! Здесь все актеры играют превосходно, а он лучше всех. Вот ведь в чем сила такого спектакля!.. Он велик в полной гармонии окружающих его, превосходного хора и чудной музыки Мендельсона… Это производит потрясающее впечатление. После занавеса стоишь какой-то обалделый, и грудь не вмещает всего пережитого.
— Ну а что больше всего тебе понравилось в игре Муне-Сюлли? — Жадные глаза Шаляпина впились в Петра Мельникова.
— Он великолепен! Как мастерски носит он одежду! Каждая складка его одежды играет. Я не помню никого другого, у кого были бы столь же выразительными жесты, походка, движения… В этом ему нет равных…
— А что еще видели? — продолжал допрашивать Федор.
— В Комической опере видели «Фальстафа». Морень — хороший Фальстаф, но я ждал от него большего, в особенности в «Дон Жуане». А самое поразительное в том, что маленькую роль Квини пела Дельмас… Ну что же это за талантище! Голос, Бог ее знает, откуда он! Видя и слушая ее, я понял желание Саввы найти что-либо подобное и у нас. Дай Бог, чтоб удалось! Мне кажется, что Дельмас должна производить впечатление на нас, русских, еще больше, чем на французов: в ней сидит наша русская баба, только ртуть в ней не русская. С первых же слов вы уже любите ее всем существом и никогда не забудете. Вот какая она… И вообще здесь много хороших голосов, но играют чаще всего шаблонно, так, что порой слушать хорошие голоса скучно…
— Ну а когда скучно, что делаете?
— Иду на скачки.
— И как?
— А знаешь, неплохо. Во всех театрах бывали, потому что хожу всякий день на скачки и выигрываю хорошие деньги, на которые, в сущности, и живем, ходим в театр. Покупаю всегда хорошие, дорогие места, оплачиваю уроки и пансион. И выходит, что приехали сюда за свой счет. Иначе нам пришлось бы плохо. От тысячи, которую дал Мамонтов, осталось четыреста… Конечно, нам не хватило бы… А так… Вчера вот выиграл пятьсот франков, несколько раз по четыреста франков, по триста. Если пойдет так дальше, то еще в Россию деньги повезу.
— Сходим вместе? Может, и мне повезет… — Федор загорелся от нетерпения: страсть игрока не давала ему покоя.
— Конечно! Новичкам всегда везет.
…Как хорошо, что Шаляпину удалось побывать в Париже, в Дьепе. Столько интересного познал его жадный ум, много наслаждений испытала его впечатлительная душа. В Россию вернулся он, обогащенный новыми впечатлениями… И снова окунулся в радостную повседневность любимого дела.
Глава пятая
«Радость безмерная»
Раскаты шаляпинского баса донеслись до Петербурга. Интерес к московской Частной опере все больше возрастал, особенно после того, как успешно были поставлены оперы «Хованщина» Мусоргского и «Садко» Римского-Корсакова. Оперы привлекали всеобщее внимание своей оригинальностью, новаторством, смелостью музыкальных решений, глубиной национальных проблем, могучим пафосом утверждения нового в жизни России. Образы Досифея и Садко — могучие характеры, воплощающие высокие исторические черты русского человека в переломные годы, — появились наконец на русской сцене.
…Характер Досифея так до конца и не был понятен Шаляпину, как он ни бился над раскрытием его музыкальными средствами. Знаменитая мадам Бертрами помогла ему в вокальном отношении, но постигнуть смысл характера Досифея в то время Федор никак не мог.
Вернувшись в Москву, Шаляпин рассказал Мамонтову о своих затруднениях в трактовке образа Досифея.
— Не вижу Досифея… — Шаляпин как-то виновато посмотрел на Мамонтова. — Давно были такие люди… Я их не понимаю…
— А сегодня разве нет таких, как Хованский, Голицын, Марфа? Разве нет таких, как Досифей? Сходите на Преображенскую заставу или на Рогожскую… Сколько там увидите персонажей из нашей оперы…
Вошел молодой человек приятной наружности. Шаляпин никогда не видел его в театре. Недоуменно посмотрел на Савву Ивановича.
— Познакомьтесь. Это Василий Шкафер, мой новый помощник, певец, тенор. Я только что взял его вместо сбежавшего в Париж Петруши Мельникова.
