Впрочем, у поэта всегда есть неоспоримая улика – гонорар. Был он за журнальный вариант огромным – 600 рублей. Впрочем, издатель Сенковский проговорился, что назначил его из-за уважения к… Пушкину. Вот странности! С чего бы это, уважая Пушкина, платить столь огромные деньги ни разу не печатавшемуся до того Ершову?! Или деньги предназначались не ему? Показательно, но гонорар действительно получил Пушкин. Однако известно, что он все-таки отдал его Ершову. То-то студент небось обрадовался…
Но вот гонорара за книгу Ершову не полагалось. А почему?! В те времена издатели были куда честнее нынешних. Не заплатить автору Сенковский не мог. Или все-таки заплатил? Проговорился же, что отдал деньги «по договоренности». Кому? Ответ может быть только один – настоящему автору, то есть Пушкину.
Показательно и дальнейшее развитие событий. Как только начало готовиться новое издание книги, профессор Плетнев, ранее ратовавший за обучение Ершова, вдруг находит ему место учителя в тобольской гимназии, убеждая, что это – уважение в городе и верный заработок. И Ершов безропотно уезжает. Почему?! Ведь после такой сказки его и в Петербурге ждет слава. Да и заработать, сочинив новую сказку или другую поэму, он всегда может. Или нет?..
Жизнь Ершова в Тобольске не заладится. Конечно, и туда дойдет слава о «Коньке-Горбунке». Городские барышни поначалу придут в восторг от столичного поэта, а тот будет записывать в их альбомы свои стихи. Но никогда ни одного отрывка из «Конька-Горбунка». Да и вообще к славе Ершов начнет относиться странно, говаривая: «Что там сказка… Я вот пьесу «Кузнец Базим» сочинил. Прекрасную во всех отношениях!» Пьесу поставят в гимназическом театре. Но бедные зрители, ее увидевшие, станут избегать драматурга. Говорить хулу неприлично, а правду – невозможно. Как сказать автору гениального «Конька-Горбунка», что его герои изъясняются весьма коряво?!
Словом, прожив в Тобольске всю жизнь (а он умер в 1869 году), Ершов ничего подобного «Горбунку» не напишет. Зато сожжет и черновик (тот самый – с правками Пушкина), и свои петербургские дневники. Правда, все уничтожить не сможет. Строки бессмертной сказки обнаружатся потом в черновиках… Пушкина.
И все же Ершов попытается доказать, что он – поэт лучше, и для издания 1856 года перепишет треть «Горбунка». Увы! Сказка станет хуже, потеряет свою гениальную энергетику. Поняв это, издатели вернутся к первоначальному тексту без ведома Ершова. Тот начнет скандалить. Но его словно не услышат. Ну а еще живой к тому времени профессор Плетнев даже напишет ему вразумительное послание на тему: «Ежели всякий возьмется уродовать гениальное…» Ну и слова у профессора! Или он точно знает, что пишет не автору, а тому самому – «всякому»?
На сегодняшний день часть литературоведов (например, пушкинист Александр Лацис или писатель Кир Булычев) твердо уверены: автор «Конька-Горбунка» – Пушкин. Там и слог его сказок, и разговорно-народный стиль, и умение вкладывать сложную иронию, язвительную сатиру в подчеркнуто простое изложение. Но почему же он отдал сказку другому человеку, почему сам хлопотал о ее публикации под чужим именем?!
Отгадки этих загадок есть. Все пушкинские произведения к тому времени тщательно цензурировались. И поэт отчетливо понимал: новую сатирическую сказку ему не опубликовать. Ведь там и глупый царь-тиран, и негодяи-воры придворные, и кит, который проглотил невинные корабли и которому не будет прощения, пока он эти корабли не выпустит на свободу (прозрачный намек на то, что не будет царю прощения, пока он не даст свободу заключенным декабристам). Будь под сказкой подпись Пушкина, крамолу заметили бы сразу. Ну а подпись никому не известного Ершова гарантировала издание – кто ж станет внимательно читать студенческий опус? Да и деньги Пушкину были нужны. Ведь пока цензура запрещает его стихи, он сидит без гонораров. Конечно, средства за журнальную публикацию пришлось отдать Ершову, но ведь книжные издания принесли бы еще большие плоды. Вот только здесь Александр Сергеевич ошибся. После издания первой книги цензура все же разглядела крамолу и запретила сказку. Может, поэтому все, втянутые в эту историю с псевдонимом, и не раскрыли потом ее тайну. Боялись навредить друг другу с крамольной книгой. Так и осталась тайна до сих пор.
Впрочем, и намеки на ее открытие остались. Например, друг Пушкина по лицею Соболевский рассказал в мемуарах о таком эпизоде. Осенью 1834 года Соболевский помогал поэту приводить в порядок обширную библиотеку. Пушкин решил поставить книги не по алфавиту, как тогда было принято, а по тематике: биографии, книги по искусству, словари и т. д. «Конька-Горбунка» Соболевский решил поставить к сказкам, но Пушкин, улыбаясь, переставил книгу. Куда? Можно узнать из каталога Соболевского. «Конек-Горбунок» оказался под № 741 – на полке с книгами (№ с 739 по 741), написанными… под псевдонимами. А уж Пушкин-то знал, что делал.
Как известно, наш великий поэт был влюбчив. Впрочем, что взять с поэта? Для него любовные приключения – дары Музы, а Любовь – вдохновение. Общество это всегда понимало, так что влюбляться Пушкину никто не препятствовал и его амуров не осуждал. Это было даже модно: быть музой поэта. Сам Александр тоже не имел привычки скрывать своих амуров. Но вот об одной страсти умолчал. Не потому ли, что относился к этой женщине особенно и любил куда глубже и пронзительнее, чем других пассий? Так что литературоведам и историкам долго не давала покоя история этой безымянной любви. Ну а открытие имени дамы стало невероятной сенсацией, ведь именно она почиталась в свете абсолютно неприступной – холодной, бесстрастной и не поддающейся ни на какие светские авантюры. И вдруг такой пассаж!..
П. Соколов. Долли Фикельмон. 1836Вот что рассказал об этой любви ближайший друг Пушкина – Павел Воинович Нащокин, которому поэт поведал о происшедшем. Нащокин же рассказал эту «поэму страсти» первому пушкинисту Петру Бартеневу. Тот и записал ее. Оказывается, повеса Пушкин погибал от любви. Приложил массу усилий, чтобы перевести платонический интерес дамы в чувственный. И наконец – удача! Дама назначила поэту свидание в своем доме. Рассказала, каким образом ему незаметно пройти в ее комнату, чтобы дождаться ее возвращения из театра. Поэта не мучила совесть: дама хоть и была замужем, но гораздо моложе супруга. Вряд ли она любила старика.
И вот свершилось: поэт дождался – дама наконец-то пришла. «Начались восторги сладострастия, – рассказывал Нащокин. – Они играли, веселились. Перед камином была разложена пышная полость из медвежьего меха… Быстро проходило время в наслаждениях. Наконец Пушкин как-то случайно подошел к окну… и с ужасом видит, что уже совсем рассвело!.. Он наскоро оделся, поспешая выбраться». Дама выпроводила поэта из дома, едва не столкнувшись со слугами и не упав в обморок. Но сила воли выручила ее. Забавно, что, рассказывая эту историю Нащокину, повеса Пушкин особо подчеркнул: сила воли может даже слабую женщину сделать сильнейшей.
