Особую известность обретет позже Вероника Франко, чья мать Паола бывала на сборищах у Аретино. Некоторые ее сочинения, такие как «Терцины», посвященные ее возлюбленному мантуанскому герцогу Гульельмо Гонзага, или «Открытые письма» к анонимному французскому путешественнику пользовались большим спросом на книжном рынке. Не исключено, что мать с дочерью явились прообразами главных героинь скандально известной книги Аретино «Рассуждения». Прославилась Вероника Франко также тем, что во время официального визита в Венецию французского короля Генриха III провела с ним ночь, о чем на следующий день судачил весь город. Ей удалось пленить заезжего монарха и стать чуть ли не национальной героиней. О ее страстном характере говорят такие строки, обращенные ею к одному из любовников:
В любви не потерплю измены —
Прощенья от меня не жди.
Скорей я перережу вены
Иль вырву сердце из груди,
Но жить обманутой не стану!78
Позже она на свои сбережения создала в Венеции пансион для раскаявшихся проституток.
Тициан тянулся по вечерам к Аретино ради общения и желания как-то скрасить свое одиночество. Он довольно равнодушно смотрел на меняющихся каждый вечер девиц. Их наигранные улыбки и раскованные манеры его давно не возбуждали. Как-то после очередной оргии Аретино даже признался Сансовино, что поведение Тициана должно бы послужить им примером к исправлению.
Аретино требовал от своего повара разнообразия и фантазии, и за ужином подавались изысканные блюда и отборные вина, которыми снабжали «бича князей» его жертвы. Как истинный тосканец и гурман, он отдавал предпочтение мясным блюдам, особенно знаменитому bistecca fiorentina (непомерной величины бифштекс с кровью). Разговор за столом обычно витал вокруг тем, интересующих Сансовино и Тициана, ибо от них вкупе с Аретино зависела художественная жизнь Венеции. Эта дружная и неразлучная троица диктовала свои условия рынку, и к ее авторитетному мнению прислушивались местные и заезжие художники и коллекционеры. Без ее участия не проходило ни одно заметное событие в культурной жизни Венеции. Уход из жизни дожа Андреа Гритти был особенно ощутим для Сансовино. Но ему удалось вскоре заручиться поддержкой нового руководства, и за период с 1539 по 1550 год по его проектам было возведено только в одной Венеции 179 новых зданий. Не отставал от Сансовино и Аретино, успевший трижды издать свои «Рассуждения».
19 января 1539 года лагунный город был разбужен колокольным звоном и невиданным снегопадом, накрывшим Венецию белым саваном. После долгих дебатов во дворце было объявлено имя нового дожа. Им стал славный адмирал Пьетро Ландо, выигравший не одно морское сражение. Тициану пришлось приступить к своим прямым обязанностям официального художника и отправиться во дворец. Сиятельного графа приняли без проволочек, и он предстал перед новым дожем. Обветренное лицо старого морского волка не представляло собой ничего особенного, кроме глубоких возрастных морщин, и Тициан быстро сделал карандашный набросок, решив, что написание портрета поручит кому-то из учеников. Правда, с ними не все ладно. Недавно в его мастерской появился новичок по имени Якопо Робусти, живший неподалеку, близ церкви Санта-Мария дель Орто с дивными картинами Беллини и Чимы да Конельяно (к сожалению, в 1993 году «Мадонна» Беллини была украдена, и теперь на ее месте лишь фото). Своим названием церковь обязана разбитым вокруг нее огородам — orto. Коротышка Робусти сразу показался Тициану смышленым пареньком, и он взял его к себе в подмастерья. Но не прошло и пары недель, как этот самый Робусти, сиречь Тинторетто, устроил скандал, заявив, что его ничему не обучают, и ушел, громко хлопнув дверью. А позднее, когда Аретино в одном из своих писаний неодобрительно о нем отозвался, Тинторетто пригрозил его пристрелить. Вот это характер! А с виду замухрышка на кривых ножках.
Из Рима пришло известие, что новый папа Павел III произвел в кардиналы Пьетро Бембо. Венецианские друзья поздравили его, а Тициан пообещал написать его новый портрет, чему кардинал несказанно обрадовался, ибо великий мастер заявил, что сделает это безвозмездно в знак высокого уважения к поэту. По правде говоря, Тициану необходимо было иметь доверенное лицо в Ватикане, куда его снова пригласили. Там его поддерживал дружески к нему настроенный молодой кардинал Ипполито Медичи, которого недавно нашли мертвым в его дворце. Поговаривают, что он был отравлен по приказу своего кузена Алессандро Медичи. Года четыре назад этот молодой изверг точно таким же способом избавился от поэта Франческо Берни, выступившего против него с едкими разоблачительными стихами.
В благородном семействе Медичи давно вошло в привычку решать острые вопросы с помощью яда или кинжала. Ставший правителем Флоренции при помощи ландскнехтов Карла V Алессандро Медичи правил недолго и вскоре был заколот кинжалом двоюродным братцем Лоренцино Медичи, прозванным Лорензаччо. Трудно понять, чем вызвано это уменьшительное прозвище — восхищением или презрением. Боясь отмщения за братоубийство, Лорензаччо скрывается теперь в Венеции, где успел издать написанную им «Апологию», полную рассуждений о «комплексе Каина». Слава Богу, что Венеция пока далека от таких методов политической расправы, являясь надежным убежищем для многих изгнанников. Но и она не спасет Лорензаччо. Однажды в одном из дворцов на Большом канале его настигнет карающая десница Козимо Медичи, нового тирана Флоренции, которого теперь воспевает на все лады Аретино, отослав в дар ему собственный портрет кисти Тициана.
По случаю празднеств, связанных с избранием дожа, в Венецию с официальным визитом прибыл губернатор Милана и командующий имперским войском Альфонсо д'Авалос, маркиз дель Васто, чей портрет Тициан успел написать, будучи в Болонье. Маркиз пожаловал с женой, сыном и многочисленной свитой и после пышного приема во Дворце дожей прямиком направился на Бири. Но его опередил запыхавшийся Аретино, которому его платные агенты вовремя сообщили о приходе маркиза. У писателя с Орсой с первого дня знакомства установились дружеские отношения, и он тут же подсказал ей, как нужно принять знатного гостя.
Маркиз д'Авалос передал Тициану приветы от Карла V и заверения монарха, что впредь «nuestro primer pintor» (наш первый художник) будет получать пожизненно из казны Миланского государства сто золотых дукатов. Монаршее заверение было закреплено соответствующей грамотой с печатями. Однако оно, как и прежний приказ казне Неаполитанского королевства о материальном вспомоществовании мастеру, выльется в многолетнюю переписку с имперской бюрократией, в которой проворовавшиеся чиновники то и дело менялись и в ответ на очередное напоминание о невыполненном ими указании монарха давали клятвенные заверения все исправить.
