учению нашей Церкви непозволительно. Каждое слово Самого Спасителя имеет высочайший догматический авторитет. Поэтому никакой духовный писатель не имеет права говорить от лица Спасителя. Он может только приводить тексты из Евангелия в подтверждение своих слов и больше ничего. Но книга эта показалась нашему духовенству полезною по живости и простоте изложения, и ее переделали. Христос заменен у нас Ангелом… Были и другие второстепенной важности западные оттенки, которые устранены. Вся книга состоит из наставлений Ангела юной Ставрофиле (крестоносице, любительнице Креста). Она колеблется, унывает, спрашивает; Ангел поучает и утешает ее. Она хочет привлечь на свой путь двух сестер своих: Иларию (веселую, смеющуюся) и Гонорию (гордую). Но обе отвергают Крест: одна — боясь скуки, другая — не желая унижения.
Нравственное учение этой книги правильно: это обыкновенное учение христианского отречения и терпения в этой жизни для спасения души за гробом. Но само сочинение ничем не замечательно. В нем есть что-то начальное, почти детское, поверхностное, но именно поэтому-то она и полезна для людей попроще, им она доступнее, может быть, всякой другой аскетической книги по истинно западной легкости изложения и по самой диалогической форме своей. Разговорная форма завлекает многих читателей. Есть, правда, в этой “Ставрофиле” что-то слащавое, приторное, свойственное многим католическим писаниям, в том числе и автору знаменитого “Подражания Христу” 345, но этот оттенок неприятен только немногим, очень строгим читателям и судьям… Большинству же монахов и набожных мирян эта книга нравится. В этом-то смысле я и нахожу ее полезною. Духовная пища должна быть разная: кому — млеко, а кому — пища твердая, кому — “Ставрофила”, а кому — святой Исаак Сирин» 346.
Как и при старце Макарии, книги, изданные Оптиной пустынью, бесплатно рассылались в духовные учебные заведения, епархиальным архиереям, в монастыри и разным людям. Брошюры раздавались богомольцам.
В то же время складывались исподволь будущие духовные книги и самого отца Амвросия — сборники его писем, поучительность которых нередко поднимается до уровня святоотеческих писаний, — во всяком случае они достойно встали в ряд с письмами такого же характера старцев Льва и Макария.
Не рассматривая здесь всех поднятых старцем духовных вопросов, посмотрим, как и что писал он монашествующим о монашеском образе жизни. Подчеркивая, что и в миру можно достичь духовного совершенства, он говорил, что и в миру «есть спасение», но — «с трудом великим». «Евангельское учение, — писал он, — дано обще всем, и все обязаны исполнять оное. Монашество произошло от желания жить в точности по евангельскому учению… Монахи от мирян различаются тем, что последним дозволена жизнь в супружестве». «Удаляющиеся в монастырь идут с тем туда, чтобы служить Богу, а остающиеся в мире обязуются служить рабам Божиим благотворением и милостынею. Несправедливо некоторые толкуют, что удаление в монастырь есть проявление малодушия, боязнь борьбы, тогда как поступающие в монастырь должны поступать на борьбу с врагом с мужеством и с верою и надеждою на милость и помощь Божию». Нет в миру столь жестокой борьбы с невидимым врагом, как в келии монаха. Да это и миряне, в огромном числе проходившие через Оптину, видели и чувствовали и в большинстве своем горячо сочувствовали монахам. Вроде бы это люди, пришедшие из того же мира… Что дает им силу в борьбе? Монашество — таинство. Пострижение в ангельский образ покрывает все прежние грехи человека. Оно — второе крещение. Отец Амвросий писал: «Пострижение — дар Божий, а даром и не великим пренебрегать не должно, а лучше — благодарить и стараться быть достойным того, что нам даровано по великой милости Божией». Необходимо, чтобы в монашестве «человек сознавал свои недостатки и немощи и видел бы свои грехи, но никак не позволял себе замечать немощи или недостатки других, кольми паче старших, и всячески остерегался бы судить или унижать кого-либо, но дела и поступки других предоставлял бы Промыслу и суду Божию и собственной воле каждого. Как другие люди не отдадут пред Богом ответа за наши грехи и неисправности, равно и с нас не взыщет Бог за чужие недостатки и немощи, хотя бы и старших, если не будем вмешиваться в это и судить или уничижать, в противном же случае подвергаем себя суду Божию». Монах должен жить в терпении, и смирении, и в страхе Божием, и хранении совести, как требуют заповеди Божии, начиная с искреннего покаяния пред Богом и духовным отцом. «Начало же из начал — терпение находящих скорбей — терпеть укоризны не только от старших, но и от младших, сознавая свои вины, за которые и нужно потерпеть со смирением и благодарением, чтобы загладил Господь и простил согрешения наши». «Если мы считаем себя идущими, — писал отец Амвросий, — по старческому пути и не хотим жить по своей воле и разуму, то и не должны уклоняться от стези и учения святых отцов, которые велят нам смиряться, покоряться, отсекать свою волю, не оправдываться человеческими извинениями, от скорби и бесчестия не отрекаться, но понуждаться на все сие, хотя бы и противилось тому лукавое и непокорное наше сердце. Твердо должно помнить, что на земле совершенства нет, но все люди, по мере своей, некоторые имеют недостатки, попущенные Промыслом Божиим к нашему смирению».
«Послушание исполняя, считай, что оно тебе поручено от Господа, — писал отец Амвросий, — чрез человека, и от усердия исполнения его зависит твое спасение». За большие подвиги старец советовал не браться. Как и все христианские наставники, он старался открыть вступившему на иноческий путь преимущества «царского пути» — умеренного, но постоянного совершенствования. И такой путь у каждого со своими особенностями: «Пути человеческие различны, и если будем смотреть на других, как они живут, и им подражать, то из этого выйдет одна путаница, приводящая к осуждению, а каждый должен о себе спрашивать отца своего духовного». Старец говорил, что скорби лучше терпеть в монастыре, чем в миру: «Мы находимся Промыслом Божиим в монастыре и более имеем надежды получить милость Божию, поступивши в монастырь, нежели оставшись в миру». Уходящих из монастыря обратно в мир старец сравнивал с предателем Иудой. «Бывали примеры, что люди выходили из монастыря и вступали в брак, но не было примера, чтобы такие люди бывали благополучны в своей жизни. Поэтому связывать свою судьбу с судьбою такого человека весьма неблагонадежно, и я с своей стороны никому не могу подать на это моего совета, так как хороших последствий и благополучия от подобного брака ожидать нельзя».
Конечно, это лишь малая часть советов старца по вопросу о монашестве, — письма его
