Однажды меня вызвали в цех номер один: там решали вопрос о допуске на сборку кожуха ствола. Придя в цех, я увидел группу жарко спорящих людей и среди них Мирзаханова со своим секретарем и шофером. (Они всегда были неразлучны и ходили по цехам гуськом: впереди — Мирзаханов, за ним секретарь, а за секретарем — шофер.) Подойдя к этой группе, я остановился. Мирзаханов опрашивал цеховых работников, которые один за другим безапелляционно заявляли: «кожух годен». Затем директор обратился к начальнику ОТК:
— Каковякин, а как ты думаешь?
Тот не заставил себя долго ждать.
— Я думаю, Илларион Аветович, кожух можно использовать.
Мирзаханов отдал распоряжение начальнику цеха:
— Горемыкин, отправляй кожух на сборку.
Тот сказал:
— Илларион Аветович, вы приказали вызвать Василия Гавриловича для решения вопроса, он здесь.
— Вопрос решен, отправляйте кожух на сборку.
Тем временем я успел познакомиться с паспортом, в котором были указаны дефекты. Они вызвали у меня большие сомнения. Уходя, я попросил у Горемыкина разрешения захватить с собой паспорт, чтобы в КБ сделать необходимые расчеты. Сделали их, и оказалось, что кожух не годен. Брак.
И тут, лишь с некоторыми вариациями, повторилась моя стычка с Дунаевым по поводу броневого щита. У меня было три пути: первый — обратиться к самому Мирзаханову, второй — к Каневскому и третий — к военному представителю. Щадя самолюбие директора, я выбрал второй: им вдвоем легче будет потом объясняться, они люди свои. Взял паспорт, взял наши расчеты и пошел к Борису Ивановичу. Главный инженер сказал:
— Имейте в виду, что кожух пошел на сборку по личному приказу директора. Как можно отменять его приказ? Это будет подрывом авторитета директора.
— Придется с этим примириться. Кожух нельзя допускать на сборку. Как инженер, вы прекрасно понимаете это.
Долго Борис Иванович меня уговаривал, но я с ним не мог согласиться, не имел права допускать в армию пушку с таким кожухом.
— Ну что ж, — сказал я, — придется обратиться к военпреду. Его не надо будет уговаривать.
Каневский так и ахнул.
— Неужели вы пойдете жаловаться на директора?
— Это не жалоба, а предупреждение, чтобы в армию не попала бракованная пушка. Я понимаю, что лучше бы решить дело без участия военпреда, но вы, Борис Иванович, не хотите мне помочь, хотя можете и должны бы.
После долгого обсуждения Каневский наконец согласился со мной и, позвонив Горемыкину, приказал снять со сборки кожух за таким-то номером.
Я попросил Бориса Ивановича с глазу на глаз переговорить с директором, посоветовать ему не принимать впредь скоропалительных решений.
В то время нашему КБ часто приходилось вести борьбу на два фронта. Я уже говорил, что судьбу деталей с дефектами окончательно решал военный представитель АУ. Пока на заводе были Василий Федорович Елисеев и Иван Михайлович Буров, дело шло нормально, все решалось быстро и объективно, по-инженерному, потому что оба хорошо знали конструкцию пушки и производство. Им не надо было объяснять, что кустарная технология не гарантирует высокого качества продукции и потому детали будут получаться с большими отступлениями от чертежей. Важно существо дела: отразятся или не отразятся эти отступления на действии пушки. Они отлично понимали все и подходили к делу по-государственному. Не было случая, чтобы завод обжаловал в Артиллерийское управление решение военпреда относительно дефектной детали.
Но в феврале 1937 года наш коллектив с великим сожалением вынужден был расстаться с Василием Федоровичем Елисеевым, который получил назначение на должность директора большого завода. Особенно тягостно было расставаться с ним нам, конструкторам, лучше других знавшим цену этому отличному артиллерийскому инженеру, испытателю, консультанту, опытному производственнику. Почти одновременно отозвали от нас и Ивана Михайловича Бурова, также всеми уважаемого. Вместо этих, по-настоящему творческих людей АУ назначило других, в том числе районным инженером Василия Всеволодовича Липина.
С его приходом положение резко изменилось. Липин занял совсем иную позицию: он требовал, чтобы все детали были изготовлены в точном соответствии с требованиями чертежей и технических условий. Формально, казалось бы, правильно, а по существу он поставил завод в очень тяжелое положение.
Тенденция Липина определилась буквально с первого предъявления ему цехом № 1 труб ствола с различными отклонениями от технических условий. Как это было принято на заводе, цех направил районному инженеру предъявительский документ с паспортом и положительным заключением КБ. Ознакомившись с письменным материалом, даже не взглянув на детали, Липин написал: «Брак!»
Такой метод контроля всех ошеломил. Цех уведомил о случившемся меня. В тот же день я встретился с Липиным, сказал ему, что КБ не может с ним согласиться, и попросил пересмотреть свое решение. Районный инженер ответил категорически: нет! Заявил, что и впредь будет действовать точно так же. Мне показалась очень странной его позиция. Наш разговор носил не инженерный характер. Я попытался с расчетами в руках убедить военпреда, что детали пригодны для службы небольшие отступления от чертежа не скажутся на боевых качествах пушек. К тому же и государству не выгодно, чтобы браковали такие детали. Но Липина не беспокоило ни то, ни другое. Он не счел нужным прислушаться к мнению КБ, которое свою пушку знает, конечно, лучше, чем военпред. Наша беседа закончилась нравоучением:
— Я бракую дефектные трубы ствола потому, что хочу воспитывать людей, заявил районный инженер, — и прошу КБ поддержать меня в этом. Наши совместные действия помогут заводу выпускать продукцию высокого качества, — важно закончил он.
Выслушав его, я заметил, что, на мой взгляд, он забывает о своих инженерных обязанностях, беря на себя взамен их воспитательные функции. Такой метод работы для завода и государства едва ли приемлем: и очень дорого и к тому же неоправданно; посоветовал ему пересмотреть свои взгляды и действия. Но все мои старания успеха не имели, трубы ствола он забраковал.
Так новый районный инженер вошел в жизнь молодого коллектива завода. Так же он продолжал поступать и дальше. Надеясь, что Липин изменит свои методы, я много раз беседовал с ним, убеждал, что его действия неправильны и что ему нужно быть прежде всего инженером, что объективные инженерные решения явятся лучшим методом воспитания коллектива завода. Пунктуальность, точность нужны, но обязательно в сочетании с инженерной объективностью и принципиальностью. Увы, он так и остался на прежних позициях: все браковал и браковал. В цехах накапливались забракованные детали.
