Абакумов, разумеется, не знал об этих письмах и продолжал отсылать в самые высокие инстанции свои послания. «Вы можете смело сказать, — пишет Абакумов своему кумиру Берия, — товарищу Сталину о том, что я крепко пережил, перестрадал, все необходимое понял и нужные выводы для себя сделал. Я безгранично люблю тов. Сталина и целиком предан ему до конца своей жизни, и за это люблю и буду любить товарища Берия Лаврентия Павловича, и они моя защита…»
Совсем недавно Абакумов, сидя в кожаном кресле огромного кабинета, просматривал красную папку с совсекретными документами. Раздавался звонок «кремлевки», в трубке знакомый голос Лаврентия Павловича:
— Здравствуй, Абакумыч! Что нового? Есть новости. Хорошо. Зайди через часок…
Казалось, вчера провожали шефа на Кавказ, стояли на аэродроме в ожидании появления черного лимузина, прощались с вышедшим из автомобиля улыбающимся Лаврентием Павловичем, желали ему счастливого пути, хорошего отдыха. После взлета серебристого Ил-14 Абакумов сказал Богдану Кобулову:
— Остаемся мы с тобой, Богдан Захарович, сиротами. Без Лаврентия Павловича, как без отца родного…
Генерал Богдан Кобулов и не думал о защите Абакумова — он хорошо помнил абакумовский донос самому Сталину…
Случилось так, что один из руководителей Главного управления охраны генерал Игнатошвили рассказал Абакумову о вражеском выпаде Кобулова в адрес товарища Сталина после смещения Кобулова и министра госбезопасности Меркулова со своих постов. Абакумов тут же направил донос «О вражеском выпаде генерала Б. Кобулова» лично товарищу Сталину. Через какое-то время встретивший Абакумова Берия в раздраженном тоне отчитал того, назвав докладную записку министра «пачкотней», обозвав его грязным словом.
Было от чего растеряться Абакумову — он не думал, что его докладная записка со стола Сталина попадет на стол Берия, — вождь очень любил сталкивать лбами своих подчиненных, наблюдая со стороны, как грызутся его подчиненные, совсем недавно заверявшие друг друга в дружбе и любви.
Абакумов конечно же знал о давней привязанности Меркулова, Кобулова, Гоглидзе к Берия, идущей еще с двадцатого года, когда Лаврентий Павлович привез с собой из Баку в Тбилиси эту троицу, назначив их на самые важные посты. Кобулов как-то похвастался подаренными Лаврентием Павловичем и его женой Ниной Теймуразовной часами с надписью «Дорогому Бахшо от Нины и Лаврентия». Не многие могли похвастаться таким подарком от самого Берия!
Оставалась у него еще одна надежда — Георгий Максимилианович Маленков. С ним было «прокручено» нашумевшее «ленинградское дело», он знал многое, чего не знал сам Сталин…
Шло время, но от Маленкова ни одного письма, ни одной весточки. Значит, все, никому не нужен. Мавр сделал свое дело, мавр может уходить…
Вспомнился один из разговоров, когда Абакумов предложил Сталину снова ввести в стране смертную казнь.
— Что, очень нужно? — спросил Сталин.
— Нужно, товарищ Сталин. Вокруг столько врагов!
— Мы подумаем, товарищ Абакумов, — Сталин зловеще улыбнулся. — И начнем с вас, товарищ Абакумов, когда введем расстрелы. Вы правы — врагов много…
Жестокость рождает жестокость. Ее не внедряют, она сама овладевает человеком, как только тот впервые переступит через другого, надругается над ним или кого-то ударит…
В конце 1946 года по решению ЦК ВКП(б) недавно назначенный министр госбезопасности В. Абакумов проверял большой группой сотрудников МГБ СССР работу МГБ Белоруссии. Анализ обнаруженных фактов массового беззакония, осуждения людей на большие сроки заключения при незначительных проступках, повсеместного жестокого обращения с подследственными давал повод к тому, чтобы министр МГБ Л. Цанава был снят с занимаемой должности. Сотрудники министерства и его органов на местах в беседах с представителями центра не скрывали того, что Цанава в обращении с подчиненными, с подследственными необузданно жесток, деспотичен, груб, допускает самые настоящие хулиганские выходки, проявляет высокомерие и недоступность. Следует отметить, что авторы «Записки» по итогам работы в МГБ Белоруссии проявили незаурядное гражданское мужество, указав в документе на многие преступные деяния, факты беззакония, жестокости министра Цанавы. Авторы «Записки» отлично знали характер взаимоотношений Берия и Цанавы и тем не менее сочли необходимым пойти на риск ради справедливости и строгого соблюдения законов.
«Записка» долго лежала в сейфе генерала Абакумова. Работники ЦК ВКП(б) неоднократно запрашивали «Записку» для ознакомления секретариата ЦК, но Абакумов отвечал:
— «Записку» надо подчистить, уточнить некоторые данные, «поджать». Не беспокойтесь — все будет доложено соответствующей инстанции.
Абакумов, разумеется, понимал, что если «Записка» попадет на Старую площадь к руководству ЦК, то Берия не простит этого шага: Цанава был выдвинут Берия, а потому, естественно, нес прямую ответственность перед Политбюро и Сталиным за беззаконие в Белоруссии лично Берия. Как знать, прояви работники аппарата ЦК еще большую настойчивость, может, по-другому действовал бы и Абакумов…
Год спустя, осенью 1947 года, верный служака Берия Абакумов еще раз спас Цанаву от правосудия, чем заслужил похвалу Берия. Дело в том, что сын Цанавы, будучи в Москве, изнасиловал девушку и был арестован. Прокуратура возбудила дело, и оно принимало зловещую для Цанавы окраску. Сам Цанава примчался в Москву и упал в ноги всемогущему Абакумову. Тот позвонил секретарю ЦК А. Кузнецову, попросил принять Цанаву и помочь ему. Последовал звонок в прокуратуру, и преступник был освобожден. Можно себе представить, как отблагодарил Цанава своего московского шефа! Это было третье деяние «щедрости» Абакумова по отношению к родственнику Берия Цанаве…
А первое благодеяние Абакумова Цанаве было во время войны, в 1941 году, когда Цанава был начальником особого отдела Западного фронта. Случилось так, что гитлеровцы, прорвав фронт, пытались замкнуть кольцо окружения, подвергнув наши войска мощному артиллерийскому обстрелу, обрушив тысячи бомб с воздуха. На земле стоял кромешный ад, и требовались огромные усилия командиров и политработников, чтобы войска выстояли, не дрогнули, не оставили окопов. Почти весь военный совет фронта находился среди бойцов и командиров батальонов и рот, помогая и советом, и личным примером штабам и начальникам. Все отделы штаба фронта во главе с начальниками находились в войсках, организуя взаимодействие между соединениями и частями, участвуя в отражении вражеских атак. Накануне начальник особого отдела фронта Цанава жестоко расправился с группой бойцов, без приказа оставивших окопы и тем самым подставивших под удар соседний батальон. Расстрелы приводились в исполнение в тот же день. Но то было вчера, а сегодня бой идет совсем рядом, беспрерывно рвутся вражеские снаряды и бомбы, кричат раненые, свистят над головой пули прорвавшихся немецких автоматчиков. Все участвовали в бою. Все, кроме одного, — начальника «Смерш» фронта Цанавы, который, бросив отдел и подчиненных, сел в «эмку» и помчался в сторону Москвы. Его не остановили ни приказ командующего фронтом, ни требования Верховного Главнокомандующего Сталина. Цанавой руководило только одно — любой ценой спасти свою жизнь…
