Какие-то новые духовные ценности выдумали? Жили же без них 70 лет и еще поживем? Какой еще тонкий мир? Существует ли он? Может, и нет ничего. Или есть? Правда, что ли, что каждое бранное мое слово отдается на небесах? Тогда на меня дождь из гвоздей должен падать… «Ишь ты, поди ж ты!» – поговори с таким Само-думающим.
И не замечает такой Самостийщик, что соскальзывает в поисках своего мировосприятия в Самость. «А я такой! – и ножка вперед. – Не хотите – не воспринимайте».
С человеком, заболевшим самостью, трудно беседовать. Он ведь Сам решил разобраться в Ветхом и Новом Завете, в Священном писании, он сам выучит арамейский язык, на котором Иисус Христос говорил со своими учениками… Сколько на все это потребуется времени – самостный человек не берет в расчет… Полагая жить по-библейски лет 150–200! Так что кому-то поверить все-таки придется в жизни?
Но кому? За кем пойти? За сверхчеловеком Ницше, покончившим с собой. За путаником Бердяевым. За Львом Николаевичем Толстым, так и не разорвавшим цепи гордыни, хоть он и Лев. За русскими философами Несмеловым и Ильиным, но где прочитать их труды? За Пушкиным с его восклицанием: «Да, дух бессмертен мой!» За Достоевским? За Солоухиным? Кому же все-таки поверить?
…Один мой знакомый ведет во Владимире двух дочек-близняшек на прогулку за ручки, одна – справа, другая – слева.
– Папа, где мы живем? – спрашивает дочка справа, – в какой части света?
– В Европе? – отвечает папа.
– А учительница сказала в Азии, – сомневается дочка слева, и обе вздыхают:
– Кому верить?
То есть уже с третьего класса человечек задумывается над главным вопросом бытия – кому верить? Папе, маме, учительнице, светофору, своему родному миру или чужому, другому иному…
Человек, лишенный опоры для души, начинает метаться – в пьянку, в оккультные силы, некоторые «рерихнулись», «облаватчились», – позабыв, что они русские люди, живут на русской земле, Бог сделал так, что в одночасье ложное построение, 70-летнее вавилонско-коммунистическое построение башни до неба, рухнуло. И 20 миллионов коммунистов, а за ними и все население с удивлением отметили, – и ничего, и без КПСС можно жить. Но как? Ушлые экономисты быстро просчитали – на подхвате у Запада. А как это «на подхвате»? Один старый московский журналист объяснил мне первозначение этого оборота. Когда чистили уборную в старину, один опускал туда ведро на длинном древке, черпал нечистоты и нес в бочку, но ведро-то тяжелое, тогда подбегал помощник, подхватывал древко в определенном месте, помогал, – это и называлось «на подхвате». Именно такую роль и отводит Запад России.
– Мы не учителя Западу, и не ученики. Мы – другие. Так сказал выдающийся русский философ Иван Александрович Ильин.
– Мне бы хотелось, чтобы поверили философу И. А. Ильину, писателю И. С. Шмелеву, писателю В. А. Солоухину, поэту Н. А. Рубцову… ведь именно в их творчестве ответы на многие вопросы современности. Но… телеящик отучил читать, «съев» все свободное время… Как быть?
В библиотеках города Владимира, узнаю, что книг выдающегося земляка-писателя первого периода его творчества – «Владимирские проселки», сборники рассказов и стихов, «Письма из Русского музея», «Черные доски», «Травы» и других, – достаточно, но они поблескивают чистотой страниц, никем не перевернутых. Проза последнего периода – «Соленое озеро», «Смех за левым плечом», «Последняя ступень», «При свете дня», «Чаша», – единичные экземпляры, зачитанные до ветхости. По одному-двум на абонементе и в читальном зале.
…Начиная перечитывать произведения Владимира Алексеевича Солоухина, я попросила принести в читальном зале Владимирской центральной городской библиотеки все, что у них есть. Запрос был исполнен немедленно, стройная симпатичная девушка вынесла целую «пирамиду», поставила на стол и мило улыбнулась:
– А Солоухин во «Владимирских проселках» про моего дедушку написал.
– Кто же это?
– Шолохов Василий Иванович…
Некоторое время мы смотрели друг на друга с изумлением. Мне припомнилось мое первочтение «Проселков», и как закрыла книгу со словами: «И все-то в Земле Владимирской есть, и даже свой Шолохов…Успел и его описать Владимир Алексеевич, а мы, журналистская братия (тогда работала в газете), своего ценного не видим, за необычным гоняемся». И вот, надо же, с Шолохова продолжается мое изучение Солоухина… Промыслительно!
– Оленька, а вы не могли бы написать своеобразное продолжение судьбы вашего дедушки?
Девушка согласилась. На странице 198 у Солоухина читаем:
«– С восьми лет вот так-то пасу, – рассказывал Василий Иванович, – …где только не пас: и в Ярославской, и в Костромской, и в Московской, и в Ивановской, и в Горьковской… Другую работу подавай – не возьму. А на рожке я и в Москве игрывал.
– Где же?
– И в Доме ученых игрывал, и в Доме писателей, по разным залам да театрам. Слушали нас очень здорово. Ну, да и мы старались. Им, значит, скрипки все надоели, а наш инструмент в охотку, вроде как после печенья хлебушка черного поесть!»
Мне оставалось поступить «по-солоухински» и включить в книгу две страницы, написанные внучкой Шолохова Ольгой Антоновой. Вот они.
...
Шолохов на рожке играет!
Новосельский рожечник Шолохов
Держу в руках старинный рожок, русский инструмент, свято хранимый в нашей семье. А перед моим внутренним взором образ низенького коренастого человека с лукавой улыбкой и задорными искорками в чуть прищуренных глазах, натруженные загорелые руки и непокорный кудрявый чуб из-под фуражки. Образ деда – Василия Ивановича Шолохова. Вышагивает чинно около палисада, на березу любуется, ту, что сам посадил еще мальчишкой. Вон уж, какая высокая! И дети выросли… его гордость: три девочки от первой жены Татьяны Федоровны Телялиной, умершей от туберкулеза перед самой войной, и шесть ребятишек от второй супруги Таисии Федоровны Телялиной.
Проповедовал Шолохов многочисленному семейству простые мудрые истины – любовь к Богу, поклонение земле русской, уважение к труду. Советы давать не любил, считал, каждый сам путь выбирает и следует ему всю жизнь. Не препятствовал, когда сыновья и дочери один за другим поехали в город строить свою судьбу. Все теперь горожане, лишь Нина с мужем Вениамином Морозовым осталась жить в сельской местности.
Выросли дети Василия Ивановича… и приезжают в родную Новоселку уже целыми семьями. Собираются за одним столом люди разных профессий: старшие дочери Зинаида и Ангелина – ткачихи на фабрике в поселке Оргтруд; Нина – доярка, живет и работает в селе Глебовское. Остальные во Владимире свое призвание нашли: Александр занимает ответственную должность главного механика завода «Точмаш»; Валентина – опытный продавец-кассир; Зоя – измеритель магнитных свойств, работает на заводе «Магнитон». Молодой девчонкой пришла на трикотажную фабрику Лидия и проработала вязальщицей в легкой промышленности до пенсии. Сергей и Алексей – профессиональные радиомонтеры, сотрудники Объединенного радиотелевизионного центра.
