Вероятно, князь до такой степени был слит со своей страной и со своим народом, что считал личным долгом входить в подобные расходы.
Это не столь уж необычное поведение для старомосковского вельможи: так поступали многие. Но и не норма. Среди знатных людей, живших при первых Романовых, известно немало любителей направить казенный доход под крышку собственного сундука…
Итак: с 1618-го по 1632 год князь Дмитрий Михайлович Пожарский военную службу не исполнял. А позднее, по прошествии Смоленской войны, он не будет исполнять ее до самой кончины. Таким образом, последняя четверть его жизни прошла по большей части в мирных трудах. Исключением стали несколько боевых эпизодов во время Смоленской войны: тогда Пожарский сыграл второстепенную роль, справился с поставленными задачами, но о «спасении отечества» речь уже не шла. Тем не менее правительство щедро награждает его за административные службы. Как управленец князь высоко ценится, как политик он имеет возможность проводить свои решения в жизнь. Он не знает опал и ссылок, он входит в высшую правительственную сферу. О нем неплохо заботятся при местнических тяжбах. Он богат, наконец.
Для государственного деятеля, чей звездный час давно миновал, это очень хорошая судьба.
Как в России, так и в Польше знали: большая война не за горами.
Деулинские соглашения обеими сторонами рассматривались как временная мера, промежуточный результат. Они ничего не определили окончательно. Правительство Михаила Федоровича имело все основания досадовать на горькие статьи Деулинского перемирия. После нашествия королевича Владислава измученная страна отдала очень значительные территории. Московское правительство давно примеривалось, как бы вернуть потерянное, особенно Смоленск. С запада над русской столицей нависала вечная угроза нового вторжения: Вязьма стала пограничным городом, а сколько от нее до Москвы? Несколько суток для хорошей кавалерии…
Наконец, в 1632 году Московское государство решилось пересмотреть итоги предыдущей войны с Речью Посполитой, используя вооруженную силу.
Международная обстановка складывалась как будто самым удачным образом. Стокгольм заключил с Москвой соглашение о совместных действиях против общего врага. Весной 1632-го в Польше грянуло межкоролевье.
Россия проводила лихорадочную подготовку к походу. Помимо своих сил правительство набрало целую армию западноевропейских наемников. Возглавить наступление на Смоленск должны были два ветерана Смуты, два самых ярких вождя русского воинства тех лет — Михаил Борисович Шейн и князь Дмитрий Михайлович Пожарский. Символично, что Шейн когда-то отстаивал этот город от агрессии Сигизмунда III, а теперь шел очищать его.
Но… Пожарский отказался. Сказался больным.
Почему?
Историками выдвигались разные версии. Писали, например, что Пожарский не желал признавать местнического старшинства Шейна, а потому притворился нездоровым.
Но родовая честь Пожарского никак не страдала от подчинения Дмитрия Михайловича Шейну: тот происходил из весьма знатного боярского рода.
Уместно другое сомнение. Не отказался ли князь от воеводства из-за того, что он лишался командной самостоятельности? Во многих кампаниях он первенствовал, являлся командующим — то малых отрядов, то целых армий. А под Смоленском окончательные решения по тактическим вопросам принимал бы Шейн… До Пожарского с Шейным правительство собиралось отдать армию под команду князьям Д. М. Черкасскому и Б. М. Лыкову, но Лыков заартачился именно из этих соображений.
Ради такого большого дела, как освобождение Смоленска, Дмитрий Михайлович, при его колоссальном чувстве долга, мог бы и уступить в вопросах командного старшинства. К тому же позднее, когда ход войны сделал его присутствие в войсках необходимым, он все-таки пошел вторым, притом к гораздо менее крупному полководцу. Нет, видимо, причина его отказа — иная.
Биограф Дмитрия Михайловича Р. Г. Скрынников очень разумно высказался по этому поводу: «Ссылка на болезнь не была отговоркой. Никто из тогдашних знатных воевод не обладал военным талантом Пожарского. Каждый из них принял бы командование армией без колебаний. Каждый понимал, что такое назначение на многие годы определит его местническое положение. Но у Пожарского чувство долга недаром преобладало над всеми другими чувствами. Он тщательно взвесил свои силы и отказался от заманчивого предложения».[372] Подобные ссылки на хворь тщательным образом проверяли. Если царедворец оказывался здоров, а на слабое здоровье жаловался, не желая пойти на должность, грозящую местнической «потерькой», то его сурово наказывали, невзирая на знатность и возраст.
Скорее всего, Пожарский действительно разболелся. Его мучил «черный недуг», в коем некоторые историки подозревают эпилепсию; подлинный характер его не ясен. Здоровье и раньше подводило князя: в 1615-м и 1618 годах. Осенью 1632 года Дмитрий Михайлович должен был встретить 54-летие. Для воевод Московского царства это пенсионный возраст. Тогда быстрее росли в чинах и быстрее выбывали из строя. Молодые спешили прийти на смену людям преклонных лет. Воевода не желал, выйдя в поле, стать обузой для воинства.
В итоге вторым воеводой при Шейне стал Артемий Измайлов.
А Пожарский остался в Москве — собирать деньги и продовольствие для действующей армии. Осенью 1632 года, когда ратники Шейна вели бои под Смоленском, Дмитрий Михайлович взялся за сложнейшее дело — очередной сбор «пятой деньги», т. е. чрезвычайного налога военного времени. Через год на него возложили еще одну обязанность — набрать из пяти уездов «посошных людей» с затупами и топорами, т. е. контингент для инженерных работ, — дабы затем отправить их Шейну.[373]
Первоначально боевые действия складывались для России наилучшим образом. Города открывали ворота царским ратникам, поляки не имели сил защитить свои недавние приобретения. Очень быстро русские гарнизоны заняли десятка два крепостей и городов. Среди них были столь крупные, как Дорогобуж, Новгород Северский, Стародуб, Белая, Серпейск. Лето — осень 1632 года прошли под знаком российского воинского триумфа. Армия Шейна дошла до Смоленска и осадила его.
Тут у поляков имелись изрядные силы. Кроме того, крупным городским центрам Речь Посполитая предоставляла ряд прав и свобод, какими не располагали города, находившиеся под властью московских государей. Поэтому Смоленск оказывал серьезное сопротивление. Шейн осаждал его две трети года и был близок к успеху. Но международная ситуация изменилась. Швеция потеряла короля на поле боя, а Польша возвела на престол воинственного Владислава — давнего претендента на русский трон.
