Принять решение об отъезде было очень трудно.
«Хруст ломаемой жизни» заглушал все остальные звуки…
Вспомним пророческое стихотворение Арсения Несмелова, которому жить оставалось совсем немного:
Мимо нас, что с каждым годом
Все старей, — седеет борода! —
Сколько их прошло неспешным ходом
Лишь затем, чтоб кануть навсегда!
И с песчаной отмели пустынной
Мы следим за ходом этих льдин.
День проходит бесконечно длинный,
Дни идут, и каждый — как один.
Смотрим мы в темнеющие дали, —
Не примчит ли, обагрен в закат,
За людьми, что ждать уже устали,
Белокрылый радостный фрегат?
Где он, где он, голос капитана?
Скоро ль встречи долгожданной час?
Хорошо б уплыть в такие страны,
Где еще не разлюбили нас!
Но враждебна к нам судьба-злодейка,
— Нет фрегата!.. К берегам пустым
Лишь подходит верная ладейка
За тобой, за мною, за другим…
Виктор Смольников вспоминает, как бывший его одноклассник, сын мистера Шампански, встретив его в Шанхае, холодно сказал: «Руки я тебе не подам, я слышал, что у тебя советский паспорт». Незадолго До этого сам мистер Шампански, не в силах больше справляться с тоской по Родине, решил уехать в числе первых репатриантов в СССР и стал там сторожем, будучи уже далеко не молодым человеком.
Харбинская актриса Алла Дворжицкая-Светланова в очерке «В августе сорок пятого», опубликованном в середине 1990-х в новосибирской газете «На сопках Маньчжурии», рассказывала:
«Недолго была в Харбине Советская Армия, но все же достаточно долго, чтобы многие харбипки повыходили замуж за «душек военных». Венчались в церквях. Для харбинцев это были законные браки, для советских воинов — нет. Воинские части уходили. Молодые пары расставались. Надеялись, что на время. Из тех, кого знала — никому не удалось, и подрастали потом славные детишки, которых у нас игриво называли «трофейными». Для некоторых военных были эти браки веселой, приятной шуткой».
Горькой шуткой, разбившей слишком много судеб, которые могли бы сложиться совсем иначе. Мало кто из этих женщин с «трофейными» детишками, вернувшись на Родину, пытался найти своих законных, вепчаных мужей…
Общество китайско-советской дружбы организовало специальную комиссию, которая помогала советским гражданам, покидающим Китай, продавать имущество — автомобили, мотоциклы, мебель. В отличие от тех, кто уезжал на Родину по визе и мог провезти через таможню только ограниченное количество багажа, репатрианты были освобождены от каких бы то ни было ограничений — власти СССР брали на себя доставку имущества на целину, куда ехали многие колонисты.
Впрочем, знали ли они, куда едут?
Некоторые священнослужители убеждали своих прихожан принять советское подданство и вернуться на Родину, кто-то заявлял, что получение гражданства не есть подтверждение патриотических чувств. Именно этим был обусловлен раскол Шанхайской церкви — владыка Иоанн, служа благодарственные молебны о победе русского оружия во Второй мировой войне и собирая пожертвования для России, не уговаривал прихожан принять гражданство и не принял его сам. Шанхайское духовенство по большей части было на стороне своего владыки; в результате пять тысяч русских шанхайцев эмигрировали в Америку и остались живы, а десять тысяч отправились на Родину и в большинстве своем сгинули в сталинских лагерях.
Глава Православной миссии в Китае владыка Виктор в отличие от шанхайского владыки Иоанна одним из первых подал прошение о советском гражданстве, полагая, что в СССР люди по-прежнему открыто посещают храмы. В феврале 1946 года он получил в Шанхае советский паспорт, а вскоре был арестован. Священник Дионисий Поздняев пишет в своей книге, что когда владыку спросили, почему он, антикоммунист, стал гражданином СССР, тот ответил: «Человек честный не может признавать две власти, взаимно исключающие одна другую. В СССР в настоящее время восстанавливаются православные епархии, открываются повсюду храмы, монастыри, духовные школы. Духовенство активно участвует в общем государственном строительстве после Великой Отечественной войны. Общественный строй СССР никак не противоречит учению Св. Православной Церкви. Власти СССР после всех ужасов войны только и думают о том, чтобы наша Родина была великой и славной».
Светлый, чистой души человек, владыка Виктор был убежден, что за годы жестокой войны страна вернулась к Богу. Потому и решил возвратиться на Родину и повел за собой свою паству.
Не зная, что многих из них ведет на верную смерть…
Самому ему посчастливилось выжить.
В декабре 1956 года Александр Николаевич Вертинский писал жене из Краснодара, где был на гастролях: «…Пришли от Епископа Виктора Харбинского владыки, теперь он Епископ Краснодарский, хочет со мной повстречаться. Я уклонился от этой встречи. Устал я очень, и не хочется мне новых людей. Разговаривать? А что говорить, когда язык не поворачивается? Все фальшь. Все демагогия! Надоело!»
Что мы можем прочитать между этих строк? Вряд ли в китайском бытии они были даже просто знакомы, а не то что близки. Кроме того, встреча и беседа с владыкой Краснодарским в атеистической стране могла быть чревата неприятностями, которых Александр Николаевич не хотел.
В том же письме упоминает Вертинский и другую встречу: «…Пришла сестра Леваиа Хаиндрава — Лида, поэтесса харбинская! Помнишь? Постарела. Жалуется, что трудно с ребятами. Параллельно учится на 3-м курсе пединститута. Я рассказал ей о Леване и Алике, которых видел в Тбилиси». И в этом упоминании нет ни теплоты общих воспоминаний, ни радости встречи. Просто сообщение о появлении «частички прошлого» в сегодняшней жизни, в которой все другое, все новое…
Митрополит Нестор, арестованный в 1948 году китайскими коммунистами в Харбине по обвинению в сотрудничестве с японцами, был депортирован в СССР и восемь лет жил на поселении в Мордовской АССР. На самом же деле «вина» митрополита заключалась совсем в другом — это он в 1920 году совершал заупокойные службы над телами алапаевских мучеников.
Светская, государственная власть не в первый и не в последний раз в истории грубо попирала власть церковную…
Но они все равно ехали, возвращались в неведомую страну, которую любили и чтили как старую, славную и великую Россию.
Впрочем, одного решения было мало. Советское правительство далеко не всем желающим давало разрешение на въезд в СССР. В 1947 году семи тысячам русских шанхайцев было отказано в разрешении вернуться на Родину! Но и те, кто это разрешение получал, тоже не сразу могли вернуться.
