Нас представили, и я узнала, что этот состоятельный малыш (у меня рост 1,74 м) не спускал с меня глаз с момента нашего приезда в Рио, но никогда не показывался. Он буквально следил за мной. Я покорила его так, что накануне моего отъезда он бросил свое состояние к моим ногам.
Наш бельгийский друг перевел с португальского на французский его неожиданное предложение. За три минуты меня ознакомили с размером его банковского счета, цветом и количеством его автомобилей, площадью его владений, а также названиями и роскошью его резиденций. Я также поняла, что этот банкир надеется услышать от меня всего два слова: «Я остаюсь».
Передо мной стояли двое мужчин, которые с подобающей серьезностью давали объяснения, и я видела комичное лицо Колетты. Однако она быстро опомнилась и, по-видимому, как я, задалась вопросом: «Волшебник или мошенник»? Мне вдруг подумалось: за мной шпионили шесть недель, как за кобылой или коровой, чтобы быть уверенным при покупке, что она не больна и не имеет скрытых пороков.
Как можно вежливее я отказалась от золотой купели, предложенной мне бразильским Ромео. Он скорчил гримасу, но, будучи деловым человеком, не потерял надежды. Всем троим пришлось последовать за ним – приключение стало меня развлекать – в роскошный директорский кабинет банка. Он подошел к гигантскому сейфу, набрал комбинацию шифра, достал кольцо с каплевидным бриллиантом не менее двадцати пяти карат и надел его мне на палец. «Оно будет вашим, если вы останетесь», – объявил он, не спуская с меня глаз. Драгоценный камень восхитил меня, а «если» понравилось куда меньше.
Я насладилась блеском безделушки – настоящий фейерверк разноцветных световых вспышек! – и вернула кольцо. Что не помешало нам отобедать в прекрасном настроении.
В тот же вечер, на прощальном ужине накануне утреннего отлета, я скрытно осведомилась у бразильских друзей, кем был мой воздыхатель, и узнала его историю. Он был отчаянно влюблен в одну молодую женщину, которая бросила его, чтобы выйти замуж. Поэтому он собирался отомстить ей, вступив в брак. Признайтесь, глупая месть. Бедняга надеялся обрести приятную хозяйку дома, парижанку, способную скрасить его разочарование и превратить по возможности свою беглую голубку в тигрицу. Нет ничего невозможного в том, что дама его сердца, охваченная ревностью при известии о браке бывшего поклонника, могла вернуться к нему. А что было бы со мной в таком случае? К счастью, я не была индюшкой, которую он надеялся легко соблазнить, предложив ей роль – временную – пожирательницы бриллиантов.
Бродячая жизнь позволила мне встречаться не только с самоуверенными персонами. Бывало, мои пути пересекались с людьми высокого класса, их привилегией– увы, крайне редкой! – было заставить нас поверить в волшебные сказки, пресловутые «волшебные-сказки-для-манекенщиц», предмет зависти читательниц розовых романов.
Я храню волнующие воспоминания о своем первом пребывании в Лиссабоне, где едва не пропустила встречу с очаровательным человеком. Мы с Луизой прибыли в гостиницу, умирая от усталости после посадки в Оране, ее ужасные подробности я уже описывала. Сил хватало только на прием ванны, чтобы потом добрести до кровати и рухнуть в объятия Морфея. Вдруг раздался телефонный звонок. Нас предупредили, что без четверти девять за нами прибудут машины, чтобы отвезти на обед, который дает в нашу честь посольство одной дружественной страны. Обед? Спасибо! У нас было твердое намерение никуда не ходить.
Без десяти девять дверь номера распахивается, и одна из манекенщиц, вся расфуфыренная, кричит мне, вытаращив глаза: «Это еще что? Внизу все уже потеряли терпение!»
– Я умираю, как и Луиза. Не рассчитывайте на нас. И уткнулась носом в подушку.
Ненадолго. Почти тут же меня разбудил телефон. И суровый директорский голос:
– Десять минут на сборы. Ни минуты больше. Жду вас в холле. Понимание пришло, как только я положила трубку. Через пять минут я уже накрасилась, через семь оделась, а через десять едва успела в сопровождении «палача» погрузиться во внушительный «бьюик» посла.
По слухам, послу, мужчине преклонных лет, было семьдесят три года. Он слыл оригиналом, чьего общества искали дамы всего Лиссабона, как молодые, так и старые. Он был любимцем высшего общества. А пока нам надо было явиться на этот подневольный обед и надеяться, что мы не заснем, уронив голову в суп.
Я была в черном: бархатном платье с большим воротником в блестках, бархатном рединготе и с муфтой из голубого песца, которую взяла с собой впервые. И с трудом напялила на себя лицо Фредди, ее только что извлекли из постели, когда хозяин резиденции встречал нас наверху большой лестницы.
– Это вы? – спросил он меня, показывая одну из фотографий, сделанных утром на аэродроме. – Я вас обожаю!
Он испытывал явное удовольствие. Глаза его сверкали, и я поймала себя на том, что внимательно рассматриваю его. Корона из волос и короткая белоснежная бородка придавали его лицу какое-то редкостное благородство. Высокий, элегантный, как нам и описывали, очень обаятельный. Посол тут же взял меня за руку, чтобы представить присутствующим, и, к моему большому удивлению, усадил справа от себя на стул в центре стола, накрытого на тридцать персон, во главе которого восседала мадам Гульбенкян, жена знаменитого «нефтяного короля»[303], сидевшего напротив нее. Волшебная сказка имела продолжение и довольно долго не кончалась.
С невероятным тактом этот галантный мужчина сделал мое пребывание в Лиссабоне идеальным и предлагал при каждом нашем выходе сопровождение одной из его многочисленных приятельниц. Он засыпал меня цветами, дарил лучший шоколад. Над моим флиртом беззлобно подшучивали, поскольку всем было приятно пользоваться машиной с водителем, которую посол постоянно предоставлял в наше распоряжение, как и его широкими жестами. В Казино «Эшторил» он предложил каждой манекенщице из нашей группы сумму, эквивалентную 10 000 франков, дав возможность поиграть в рулетку. Благодаря ему я хорошо узнала Лиссабон, тогда еще пропитанный духом Востока, с его светлыми домами, украшенными радужной мозаикой и крышами-пагодами, на их фоне вдали по океану скользили яркие паруса. Лиссабон – богатейший и нищенский город. Лиссабон крикливых и многоцветных рынков и фадо[304], песен отчаяния, которые внезапно вырывались из глубины какого-нибудь бистро вместе с одуряющими запахами и продолжались до глубокой ночи под переборы гитары, пока у всего зала не возникало желания броситься в реку Тежу. Однажды обходительный посол организовал для нас обед в своем загородном доме в окрестностях Синтры[305]. Древнее поместье, сложенное из серых и розовых камней, ворота которого открывались во внутренний дворик. Все утопало в цветах, везде росли пальмы. Здание было как бы венцом холма со склонами, покрытыми лимонными деревьями, буквально стекавшими к морю.
