— Откачивать воду за борт не разрешаю! — сухо ответил я.
Люди, погруженные больше чем по пояс в воду, работали в весьма тяжелых условиях. В изолированном от других помещений отсеке было создано воздушное противодавление для облегчения борьбы с поступлением воды, и подводникам приходилось дышать сжатым в несколько атмосфер воздухом. Это значительно усугубляло их утомление. Однако надо было терпеть. Главное было — обмануть разъяренного врага, оторваться от него во что бы то ни стало.
— Видать, мы сильно насолили фашистам. Никак нас не оставят, — услышал я приглушенные слова Трапезникова.
Я глянул в его сторону, но увидел только ноги, торчащие из-под палубы. Сам он был в трюме и возился с неисправностью в арматуре помпы.
— Да, Паша, сегодня был выход в атаку не на луну, — ответил ему кто-то.
Кто именно, по голосу я не смог определить. Оторвавшись от карт, я заглянул в маленький трюмик, в котором едва мог поместиться один человек.
— Поедайло? Вы что делаете в трюме? — удивился я.
— Помогаю Трапезникову, товарищ командир! — совсем браво отвечал матрос, ухитрившийся улиткой окрутиться вокруг фундамента помпы.
— А кто на записи?
— Механик сам. Он мне разрешил. Один Трапезников не справится, работа сложная...
— Вас просит к телефону Каркоцкий из аварийного отсека, товарищ командир! — протянул мне телефонную трубку механик.
Однако разговор с парторгом пришлось отложить. Басящий голос гидроакустика докладывал:
— Правый катер дал полный ход! Расстояние более двенадцати кабельтовых.
— Сближается с нами или нет? — машинально переспросил я.
— Никак нет, к нам не приближается, товарищ командир, — уточнил Бордок, — но, похоже, идет в атаку.
— По кому же ж он тогда... в атаку-то? — бурчал в трюме Поедайло.
— Наверно, по луне, — шептал Трапезников. — От нас научился, видать. Тут, брат, с кем поведешься...
— Прекратить в трюме болтовню! — прикрикнул механик. Несмотря на напряженность обстановки, в голосе его улавливался с трудом сдержанный смех. — Вы делайте...
Раскатом весеннего грома прозвучала серия бомб.
— Расстояние до катеров более двадцати кабельтовых. Сближения не отмечаю, — спокойно докладывал Бордок, как бы разговаривая сам с собой. — Второй катер дал полный ход. В атаку, вероятно!
— Они атакуют какой-то ошибочный объект, — решил помощник. — Нас, похоже, потеряли.
— Товарищ Каркоцкий, — заговорил я в телефонную трубку, — отсек пока осушать нельзя. Придется продержаться.
— Я не потому вас просил, — возразил Каркоцкий. — Хотел доложить, что у нас все в порядке. Можем держаться, сколько потребуется.
Новая серия глубинных бомб! Катера, несомненно, считали нашу подводную лодку пораженной и бросили последние запасы своих бомб на месте предполагаемой ее гибели просто для полной уверенности. Более сорока минут охотники ходили в слышимости наших гидроакустических приборов. Наконец они исчезли.
— Осушить торпедный отсек! — наконец получил я возможность подать желанную команду. — Приготовиться к снятию с грунта!
Нет возможности описать, с каким чувством внутреннего торжества и бодрости выполнялось экипажем это приказание.
Люди, словно подброшенные электрическим током со своих мест, схватились за механизмы, проверяя и готовя их к пуску и управлению. Корабль ожил. Все пришло в движение. Выбрасывая тонны воды за борт, на полную мощность заработала главная осушительная помпа, за которой так бережно ухаживал Трапезников; трещал компрессор, забирая обратно в воздухохранители сжатый воздух, стравленный в отсек во время борьбы с аварией; в переговорные трубки летели доклады о готовности боевых постов к всплытию с грунта.
— Хоть одним бы глазком глянуть на транспорты. Топим, топим, а их не видим, — сквозь шум механизмов слышал я шепот Трапезникова.
— Смотреть нечего, — возражал Поедайло. — Я думаю, мавр сделал свое дело, пора ему и домой. А то знаешь, катера могут еще раз проголосовать и...
— Опять болтаете? — оборвал матросов механик. — Философствовать будете в базе. Особенно вы, мавр...
Диалог матросов навел меня на мысль: «Что, если в самом деле пойти к тому месту, где мы торпедировали транспорт, и посмотреть район моря, обследовать его, уточнить результаты атаки, за которую нас так преследовали?» Чем больше я об этом думал, тем больше нравилась мне эта мысль. Расстояние до места предполагаемого поражения транспорта при всех возможных погрешностях прокладки было не более трех миль.
В центральный пост пришел Каркоцкий. Мокрая одежда прилипла к его жилистому телу.
— Пробоина заделана надежно. В случае чего скорее рядом где-нибудь лопнет, чем в месте заделки, — сообщил парторг.
— Всплывем на перископную глубину и пойдем к месту потопления транспорта, посмотрим, что там делается, — объявил я парторгу свое решение.
— Товарищ командир, — обратился механик, принявший доклады от боевых постов, — лодка готова к всплытию!
— Как обед? Готов? — задал я неожиданный вопрос.
Экипаж не завтракал и не обедал, а время уже подходило к ужину. На камбузе в срок был готов завтрак. Он остыл. Обед также остыл. Но как только кок услышал команду: «Приготовиться к всплытию», у него мелькнула надежда, что, наконец, обратят внимание и на его пост. Он сразу же принялся за дело и поэтому смог мне ответить с некоторым самодовольством: «Обед готов!»
— Обедать! — не без удовольствия скомандовал я. — Гидроакустику еще раз прослушать горизонт.
Обедали, не сходя со своих мест. Кок и его помощник быстро разнесли пищу по отсекам, не без удовольствия выслушивая похвальные эпитеты от проголодавшихся подводников.
— Настоящий боевой обед, — не преминул оценить работу кока и Трапезников.
— Тинико лучше готовит, с сацебели, — не без иронии бросил кок и поспешно ушел из отсека.
— Ну, ты знаешь!.. Не заговаривайся! — вырвалось у Трапезникова. Он, видимо, был рассержен шуткой кока.
— Тинико, насколько мне известно, женское имя. Почему это вас обидело? — заинтересовался я. — Или это секрет?
— Не обидело... не обидело, товарищ командир, но... Я так, кок, он... не в свое дело лезет... — Матрос густо покраснел.
Я не стал его расспрашивать, хотя упоминание о неизвестной девушке, не скрою, заинтересовало меня.
— Обед действительно вкусный. — Я передал пустую посуду матросу, исполнявшему обязанности вестового.
— По-моему, обед обычный, — возразил Поедайло. — В приличном ресторане его бы постеснялись показать...
— Там варят без глубинных бомб, — подхватил Трапезников, немало обрадованный новым направлением разговора.
