Поэт продолжает работать и там… Давно беспокоят некоторые бытовые темы: под лозунгом борьбы с мещанством, с нравами старой семьи укрывается то же мещанство; среди молодежи — явления распущенности, от них — трагические последствия. Уже был написан фельетон по материалам суда об одной жертве. Молодая женщина, брошенная отцом ее ребенка, убита этим человеком с целью «развязаться».
Теперь Демьян надумал рассказать об иной судьбе — о захолустной мещаночке. Он называет ее Липой и сознается в письме домой, что начал писать, «…но она получается тоже липовая какая-то. Не пришлось бы забраковать…». Вообще у него порой вырываются признания, что на душе «литхудно».
Удалось ли ему довести «Липу» до того уровня, какого хотелось бы, неизвестно, но так или иначе фельетон был напечатан. Поэт возвращается к прежней, значительной теме: «Посвящаю эту юбилейную оду 905-му героическому году, опалившему Русь революционным огнем…» И вслед за тем, осенью, из-под его пера выходят один за другим три больших фельетона, которые приносят ему много горя. Это: «Слезай с печки», «Перерва» и «Без пощады». Они, как всегда, основаны на фактах, опять подкреплены слишком обильными цитатами из газет. Но в данном случае корень зла не в том, хороша ли художественная сторона.
В первом случае речь идет о нарушении дисциплины, текучести рабочей силы в шахтах Донбасса, о беспомощности тамошних начальников. Во втором — о крушениях на железных дорогах, безответственности транспортников. Самый фельетон получил название станции — Перерва. Там произошло крушение, повлекшее за собой человеческие жертвы.
О бескультурье, лени, пьянстве говорил третий фельетон. Но во всех трех случаях поэт не рассчитал силу удара, не точно определил свою позицию.
Для того чтобы получить об этом правильное представление, лучше всего обратиться к страницам современного литературоведения, дающего оценку происшедшему. В книге И. Эвентова «Жизнь и творчество Демьяна Бедного»[10] сказано:
«Ошибки, допущенные Д. Бедным, нуждались в общественной критике и заслуживали ее. Но внимательной и доброжелательной критики не было. Было нечто другое: сперва безудержное захваливание ошибочных произведений, а потом огульное их поношение.
В своем письме И. Сталину от 9 декабря 1930 года Д. Бедный рассказал, как был встречен фельетон «Слезай с печки» сразу после опубликования; сначала «…приводили его в печати как образец героической агитации», расхваливали его до «крайности», и даже высказывалось мнение, что нужно включить фельетон в серию литературы для ударников. А потом то же произведение (и два других фельетона) были объявлены политически вредными, клеветническими, повторяющими пасквилянтские домыслы врагов партии и народа. При этом ставились под сомнение основные методы сатиры, говорилось о недопустимости преувеличений и т. д.
Д. Бедный считал несправедливой такую квалификацию его стихов и такой подход к произведениям сатирического жанра. К упомянутому письму он приложил стихотворение «О героическом», которое собирался опубликовать. И в письме и в стихотворении Д. Бедный пытался объяснить свою позицию. Он не оправдывал ошибочных произведений. Он лишь возражал против вульгаризаторских методов критики и отстаивал право художника на сатирическое изображение теневых сторон жизни. Он ссылался на опыт Гоголя и Щедрина, которые широко пользовались приемами гротеска в раскрытии отрицательных явлений. Поэт ясно понимал, что неудача, постигшая его, может стать поводом для гонений на советскую сатиру, и потому счел своим долгом защитить ее реалистические основы. Наконец, в письме он напомнил, что при жизни В. И. Ленина критика его ошибок носила совсем другой характер: «…было время, когда меня и Ильич поправлял и позволял мне отвечать в «Правде»… Теперь я засел тоже за ответ, но во время писания пришел к твердому убеждению, что его не напечатают…»
Действительно, стихотворение «О героическом» не напечатали, а на письмо Сталин ответил.
В прошлом Сталин не раз давал одобрительные оценки произведениям Д. Бедного. Так, он положительно отозвался о стихотворении «Тяга», подчеркнув его оптимистический характер. В заслугу поэту он ставил правдивое освещение «дымовского» дела…
Теперь же в ответном письме Д. Бедному, датированном 12 декабря 1930 года, Сталин очень резко квалифицировал отношение поэта к историческому прошлому русского народа. В письме оставлены без внимания поднятые Д. Бедным творческие вопросы. Содержание его свелось к политическим обвинениям в адрес поэта. В фельетонах усматривалась «клевета на СССР», «клевета на наш народ, развенчание СССР» и т. д.
Выступления ряда литературных критиков тех лет по поводу фельетонов «Слезай с печки», «Перерва» и «Без пощады» также не касались существа проблем, волновавших поэта, и не помогли ему разобраться в причинах допущенных им ошибок. Смысл этих выступлений состоял в попытке дискредитировать Д. Бедного политически, бросить тень на всю его творческую работу. Надо сказать, что эту «критику» не поддержали видные общественные и культурные деятели нашей страны. Летом 1931 года в Коммунистической академии выступил А. В. Луначарский, который, не умаляя ошибок Д. Бедного, подчеркнул, что в основе его творчества лежат три важнейшие черты: партийность, массовость и художественность (реализм). В том же году А. Серафимович обратился к секретарям Центрального Комитета партии с обширным письмом по вопросам литературной политики. В письме говорилось: «Демьян Бедный — один из крупнейших наших писателей. Есть чему у него учиться? О, еще как! Превосходному языку из гущи народной — сжатому, меткому, незабываемому. Общественно-политический сарказм его (сарказм — самое трудное литературное оружие) убивает. И в этом у него никаких из современных писателей соперников нет». Серафимович, таким образом, поддержал работу Д. Бедного-сатирика — именно она подвергалась нападкам в 1930–1931 годах. То же, что и Серафимович, сделал Михаил Кольцов на Первом съезде советских писателей (1934). «Наша литература, — сказал он, — обладает внушительными сатирическими силами. У нас есть Демьян Бедный, зачинатель пролетарской революционной сатиры…»
Итак, позже все встало на место. Но в тридцатом году, когда Демьян получил столь резкие политические обвинения, ему было тяжко. Такого удара он не получал никогда».
Нехорошо для Демьяна начался, нехорошо и кончался тридцатый год.
Обмен письмами между поэтом и И. В. Сталиным происходил в декабре, когда неподалеку от Демьяна, в Кремлевской больнице, умирал Константин Степанович Еремеев.
