отправила начальнику советских операций в МИ-6 записку, где подробно перечислила свои подозрения в отношении Карла Кастро и попросила помочь разузнать о людях, с которыми встречался этот известный коммунист в Париже, в частности о ветеранах интербригад. “Нет ли у вас какой-либо информации об этой французской организации?” – писала Бэгот Киму Филби.
К 1945 году Филби уже десять лет был советским агентом и пять – сотрудником МИ-6. Расторопный и деятельный, он быстро поднялся по карьерной лестнице в британской разведке, передавая при этом массу невероятно деликатной информации своим кураторам в КГБ. Он обладал удивительным умением незаметно вставлять палки в колеса любой операции, способной поставить под угрозу интересы коммунизма или СССР. Ответ Филби на запрос Бэгот от 22 февраля 1945 года был исключительно бесполезен: “На данный момент мы не располагаем информацией об Amicale des Volontaires de l 'Espagne R é publicaine”.
Последний шанс разоблачить внедрение СССР в миссии “Орудие” был упущен.
Через неделю началась одна из них – “Молот”.
До сих пор Урсула всегда сражалась с фашизмом на чужой земле. Ближе всего к операции на территории нацистской Германии она подобралась, замышляя отменившееся покушение на Гитлера. Теперь, когда наступил финальный этап войны, ее шпионы направлялись в самое сердце Рейха.
1 марта 1945 года в 21: 00 Джо Гульд и агенты операции “Молот” прибыли на аэродром королевских ВВС Уоттон в Норфолке. С собой у Пауля Линднера и Тони Ру были вещмешки с 14 000 рейхсмарок, талонами на еду, пищевыми концентратами, противогазами, невидимыми чернилами и двумя стеклорезами, а также кофе и 1400 американских сигарет для обмена на черном рынке. В их карманах лежали мастерски подделанные документы на имена Эвальда Энгельке из Франкфурта и Антона Веселы, чеха, говорящего по-немецки, умелых работников тыла, освобожденных от военной службы. В бумажнике Линднера имелся также фальшивый нацистский партбилет. У каждого при себе был пистолет 32-го калибра для самообороны на тот случай, если их попытаются захватить в плен, и капсула с ядом, если сопротивление завершится провалом.
Гульд не догадывался, что при себе у них были и заученные наизусть инструкции от полковника Урсулы Кучински: точные указания о том, как, где и когда они могли установить связь с советской разведкой в Германии. ГРУ тоже планировало внедрить своих агентов в разгромленный Берлин, а война разворачивалась столь стремительно, что советские войска уже в считаные недели могли дойти до столицы. Через Хеншке Урсула передала каждому из агентов специальный пароль, позволявший идентифицировать в них агентов советской разведки. Установив связь с советской армией, они уже не должны были “исполнять никаких распоряжений УСС, до конца миссии «Молот» подчиняясь лишь указаниям, полученным от РККА”.
На аэродроме стоял американский легкий бомбардировщик А-26, бомбовый отсек которого был оборудован для размещения двух парашютистов. Гульд переживал: “Лишь самые отважные и крайне умелые руки могли благополучно доставить участников миссии «Молот» к месту ее выполнения в 47 километрах от Берлина на высоте 700 футов над землей”. В казарме у аэродрома агенты натянули поверх своей гражданской одежды брезентовые комбинезоны и пристегнули парашюты. Гульд протянул им свою флягу с бренди; каждый из немцев отхлебнул по большому глотку.
Гульду не давало покоя “ощущение, будто перед ним разворачивается сюжет какого-то фильма”. У обоих мужчин были жены и маленькие дети, и “все бремя этого момента ложилось на их плечи”. Несмотря на это, дальнейшую сцену он описал донельзя кинематографично:
Моросил дождь, и единственным отчетливо проступающим сквозь темный стелющийся туман предметом был высокий огромный квадратный хвост А-26 в пятидесяти ярдах от нас. Пауль и Тони курили, остальные негромко им что-то говорили. За три минуты до полуночи командир Симпсон открыл дверь и отдал сигнал. Мгновение – и мы уже стояли за винтом готового к взлету ревущего А-26. Проходя к самолету, мы льнули к корпусу подальше от струи воздуха, наблюдая красноватый свет, мерцавший из бомбового отсека. Оказавшись у дверей, мы помогли Паулю и Тони подняться на свои места. Говорить в таком шуме было невозможно, да и не до того было. Дотягиваясь до них со взлетной полосы, мы пожали им руки. Ночь стала совершенно прозрачной. Вдруг А-26 на наших глазах тронулся с места и уже мчал по взлетной полосе. Взгляд едва мог уловить самолет, когда он оторвался от земли, стремительно набрал высоту и выполнил вираж к северо-востоку.
Пилот самолета лейтенант Роберт Уокер сбавил высоту над Германией, сохраняя скорость 300 миль в час. “Он клал его на бок, вращал, делал виражи, чтобы сбить с толку вражеские радары”. В 2:05 самолет добрался до точки выброса в Альтфризаке, на северо-западе от Берлина. Видимость была хорошая, сквозь перистые облака ярко светила луна. Уокер открыл бомбовый отсек, диспетчер Мишко Дерр похлопал парашютистов по спине, и Пауль Линднер с Тони Ру нырнули в темноту.
Приземлившись в поле, немцы-шпионы закопали свои комбинезоны, парашюты, оружие и приемопередатчик “Джоан”. Двадцать лет назад неподалеку отсюда Урсула с группой юных коммунистов воображала, какой будет Германия при коммунизме. В 6:30 утра разведчики уже тряслись в поезде, направлявшемся в Берлин, – двое обычных утомленных пассажиров военного времени. Они добрались до города на рассвете. Фрида Линднер еще спала, когда ее сын тихо постучал в окно дома своего детства в пригороде Нойкёльн к юго-западу от центра Берлина. Она не видела Пауля с тех пор, как он бежал из Германии в 1935 году от неотступного преследования гестапо. “Я знала, что ты однажды вернешься домой сражаться с нацистами”, – воскликнула она.
На следующий день, передвигаясь по разгромленному городу от одного бомбоубежища к другому, шпионы Урсулы начали собирать информацию: об уроне от бомбовых ударов, обороне, складах боеприпасов, местоположении войск, настроениях гражданского населения, а главное, о способности Германии поддерживать свою военную промышленность и торговлю в условиях самых ожесточенных бомбардировок за всю мировую историю. Местами бомбардировки союзников обратили Берлин в пепел и руины. Красная армия была приведена в состояние боеготовности в тридцати пяти милях к востоку от города, чтобы приступить к финальной атаке на столицу Гитлера. И все же город продолжал функционировать, словно ходячий мертвец, поверженный, но несдающийся. В своем бункере Гитлер продолжал отдавать приказы об обороне Берлина, пока тысячелетний рейх погружался в небытие в последних кровопролитных боях. Пропагандисты Геббельса до сих пор марали стены города: “Каждый немец встанет на защиту своей столицы. Мы остановим красные орды у стен нашего Берлина”. Линднера и Ру поразило, что около двух
