Луцкий улыбнулся:
— Береженого бог бережет, Сергей Георгиевич. А дело нам уже знакомое.
Подумав, Лазо предложил:
— Надо вызвать командира Первого Дальневосточного полка.
— Ильюхова? — уточнил Луцкий. — Что ж, человек вполне подходящий.
…Надо бешено изругать противников буферного государства… погрозить им партийным судом и потребовать, чтобы все в Сибири осуществили лозунг: «ни шагу на восток далее, все силы напрячь для ускоренного движения войск и паровозов на запад в Россию». Мы окажемся идиотами, если дадим себя увлечь глупым движением в глубь Сибири, а в это время Деникин и поляки ударят. Это будет преступление.
Ленин.
После осенней встречи в Белой Пади Николай Ильюхов виделся с главкомом всего один раз, сразу же после вступления 1-го Дальневосточного во Владивосток. В дальнейшем штаб полка получал только шифровки Военного совета. Прочитывая документы, Ильюхов узнавал руку Лазо.
Отель «Версаль», где разместился Военный совет большевиков, по-довоенному сиял на ярком солнце всеми окнами. О переменах напоминали лишь красный флаг над входом да фанерная заплата в стеклянной махающей двери.
В косматой козьей куртке и мягких улах, сшитых партизанским сапожником, командир полка ничем не отличался от партизан, толпившихся с самого утра на улицах Владивостока. После долгой таежной жизни люди соскучились по городской сутолоке. Партизаны дружелюбно задирали японских солдат, пихали их под бока, совали кисеты с табаком. Японцы застенчиво улыбались и кланялись. В их лицах появилось что-то робкое.
Громадного роста партизан с целой бахромой гранат на поясе хлопал по спине тщедушного солдатика в очках.
— Ты бурсевика?
Тот с застывшею испуганной улыбкой вертел головой, искал товарищей. Партизан нависал над ним косматой страшной глыбой.
— Конечно, бурсевика! — и снова от всей души огрел солдатика по спине. — А нет, так будешь. А ну-ка руки покажи. Руки, руки, говорю, давай сюда… Ну, вот сразу видно. Крестьянин, наверно? Землю, землю, говорю, копаешь? — показал, как копают землю. Солдатик обрадованно закивал. — Значит, обязательно будешь бурсевика. Так надо. Вот, хочешь приколю? — партизан достал из кармана красный бантик.
Подошли двое японских солдат, забрали у партизана бантик и прикололи его на отворот солдатской шинели с обратной стороны, чтобы не было видно.
— Наша нельзя. Сердита начальник…
— Ну, это пока, — заверил их партизан. — Придет и ваш срок. Дождетесь.
Проходившего Ильюхова узнавали, подтягивались, прекращали разговор. Японские солдаты провожали его испуганными взглядами. Они догадывались, что это командир, и ожидали неизбежной офицерской взбучки.
Из переулка показалась кучка изможденных людей в лохмотьях. Они брели, еле переставляя ноги и тупо глядя в землю. Конвоировали их двое красноармейцев с трофейными японскими винтовками. Ильюхов остановился, пропуская шествие. В одном из конвоиров он узнал Егоршу, бывшего батрака из деревни Светлый яр.
— О, ты здесь! — проговорил он, когда они поздоровались.
Егорша объяснил, что арестованные — ежедневный улов подозрительных людей с «Мильонки». Ведут их на Полтавскую, в следственную комиссию.
В дверях гостиницы партизан в громадной меховой шапке и неподпоясанной гимнастерке ловко подметал веником битое стекло. Он ругал караульного:
— Стоишь, как чучело какое. А под ногами-то что?
Шагая через две ступеньки, Ильюхов взбежал на второй этаж.
Лазо сидел в пустой комнате за небольшим письменным столом. Он рассеянно поднял голову и, будучи мыслями еще где-то далеко, несколько мгновении всматривался в вошедшего. Узнав, уперся руками в стол и с усилием поднялся.
— Приехал? Это хорошо. Где ночевал? У своих? Устроены хорошо? А то сейчас у нас имеются возможности.
На взгляд Ильюхова, главком осунулся и пожелтел, заметней стали отеки под глазами. Осенью, после лазарета, он выглядел лучше.
— Много работы? — спросил он.
— А что, неважный вид? — сразу догадался Лазо.
— С чего ты взял? — фальшиво удивился Ильюхов и спросил: — Как прошли выборы в Совет? Я слышал, победа наша?
Невеселая улыбка озарила смуглое усталое лицо Лазо.
— В этом не было никакого сомнения. Кто мог с нами тягаться? Эсеры? Меньшевики? Смешно! Но вот черт же возьми: нужны ли нам были эти выборы?
Ничего не понимая, Ильюхов принялся расспрашивать. И вот что он узнал. Вопрос об эвакуации американских войск решен окончательно, они отплывут из Владивостока где-то в самом начале апреля. Следовательно, японцы добились своего, у них теперь развязаны руки.
— Откровенно говоря, мы сильно надеялись на Красную Армию. Но она остановилась перед Читой. Войны с японцами не будет.
— А что же будет? — нетерпеливо спросил Ильюхов.
— «Буфер». Мы остаемся как бы прокладкой между японцами и Советской Россией. Это, конечно, временно, однако… — и с удрученным видом развел руками.
— Положеньице, — проговорил Ильюхов.
Лазо сидел за столом, опустив плечи. Он думал о ленинской телеграмме… Однако многое уже сделано, в частности проведены выборы в Совет, и теперь следовало не казниться попусту, а действовать. Значит, все силы на подготовку!
— Ты где сегодня обедаешь? — спросил Ильюхов. — Может, ко мне?
Взяв себя в руки, главком поднялся, большими пальцами обеих рук согнал складки гимнастерки за спину.
— Потом решим. Пошли.
Они направились в конец коридора, где узкая захламленная лестница вывела их на следующий этаж. По дороге Лазо рассказал, что японцы давно уже не верят в реальную силу земской управы. А после выборов в Совет у них не осталось никаких сомнений относительно влияния большевиков. Если бы знать заранее, что Красная Армия остановится перед «Читинской пробкой»! Теперь же приходится действовать, принимая в соображение создавшуюся обстановку. Время для нас отмерено буквально днями: до того часа, пока за горизонтом не скроется дымок последнего американского корабля, увозящего своих солдат на родину… К слову сказать, японцы сами недавно предложили создать согласительскую комиссию для разбора спорных вопросов. В период, когда все решает время, эта комиссия удобна и для нас, и для японцев: можно сколько угодно тянуть волынку. Скоро из Хабаровска приезжает товарищ Постышев, накопилась пропасть военных дел. Исподволь создаваемая регулярная армия отнюдь не исключает применение и партизанских отрядов. Это средство уже проверено в борьбе с врагом.
— Будем думать, чтобы убрать отсюда штаб. Слишком уж опасно здесь! Но куда? Хорошо бы, по-моему, в Хабаровск…
