Вот, собственно, и всё. Сверхзадача романа определена.
Дальше будут похищения, будут штурм поместья Кэмдлес-Бей, тайное бегство героев через подземный ход, всяческая перепутаница с братьями-близнецами, гадания о том, в каком именно стане служат сыновья тех или иных героев. Но, в общем, исход противостояния заранее понятен. Морской бой на Хэмптонском рейде только подводит черту.
«Утром 9 марта "Виргиния" собиралась уже атаковать "Миннесоту", один из двух федералистских фрегатов, как вдруг появилось какое-то новое судно, по выражению конфедератов, очень похожее на "ящик из-под сыра". Но это был не ящик из-под сыра, а броненосец "Монитор", посланный для разрушения батарей на Потомаке. Прибыв к устью реки, лейтенант Уорден услыхал пальбу на Хэмптон-Роде и сразу поспешил к месту сражения. Став чуть ли не в десяти метрах друг от друга, грозные боевые корабли вели в течение четырех часов жестокую артиллерийскую перестрелку. Наконец "Виргиния", получив пробоину ниже ватерлинии, обратилась в бегство.
"Монитор" одержал чистую победу…»
Называйся роман «Последняя невольница» (как того хотел Жюль Верн), это нисколько не изменило бы его тональности. В романе, к сожалению, отсутствует мягкая человечность «Хижины дяди Тома», в 1852 году выпущенной в свет Гарриет Бичер-Стоу (1811—1896). Как ни сентиментален ее роман, там живые люди общаются с живыми людьми, их боль и радость связаны, а природу они если и замечают, то изредка, мельком, как это и бывает в жизни. Кроткая верность дяди Тома, возможно, выглядела бы анекдотичной, если бы не подтверждалась всегдашней готовностью этого истинного невольника отдать жизнь за хозяина. Дядя Том страдает, он живет, — тогда как герои романа «Север против Юга» всего лишь решают литературную задачу.
Правда, на суде негодяй Тексар бросает в лицо благородному Джемсу Бербанку: «А чего же ты сам не отпустишь на свободу своих негров-рабов, если так держишься за идеи аболиционистов?»
Джемс Бербанк отвечает: «Отпущу!»
И тут же объявляет своих рабов свободными.
Даже управляющий Джемса Бербанка несколько смущен:
«Как? Негры — и вдруг свободные? Негры — и вдруг сами себе господа? Да что же это такое! Это попрание всех человеческих законов!»
Но управляющий оказался прав только в одном: такое решительное и скорое освобождение рабов причинило благородному Джемсу Бербанку ужасные убытки. Возникают волнения, поскольку решение Джемса Бербанка не всем по сердцу Хижины и дома его поместья разграблены и сожжены, от мастерских и лесопилен остались груды дымящихся развалин. Вместо складов, под крышами которых хранились готовые доски и бревна, вместо фабрик с новейшими хлопкоочистительными машинами, гидравлическими прессами и машинами для обработки сахарного тростника — везде только груды закопченного кирпича…
Зато невольники свободны.
Для Жюля Верна это — не пустые слова.
Часть четвертая.
АМЬЕНСКИЙ ЗАТВОРНИК
(1887-1905)
Когда корабль не приходит в определенный порт
ни в назначенный срок, ни позже,
директор Компании произносит: «Черт!»,
Адмиралтейство: «Боже!»
Оба неправы. Но откуда им знать о том,
что приключилось.
Ведь не допросишь чайку, ни акулу с ее набитым ртом,
не направишь овчарку по следу.
И какие вообще следы в океане? Все это сущий бред.
Еще одно торжество воды в состязании с сушей.
В океане все происходит вдруг.
Но потом еще долго волна теребит скитальцев:
доски, обломки мачты и спасательный круг;
все — без отпечатка пальцев.
И потом наступает осень, за ней — зима.
Сильно дует сирокко.
Лучшего адвоката молчаливые волны могут свести с ума красотою заката.
И становится ясно, что нечего вопрошать
ни посредством горла, ни с помощью радиозонда
синюю рябь, продолжающую улучшать
линию горизонта.
Что-то мелькает в газетах, толкующих так и сяк
факты, которых, собственно, кот наплакал.
Женщина в чем-то коричневом хватается за косяк
и оседает на пол.
Горизонт улучшается. В воздухе соль и йод.
Вдалеке на волне покачивается какой-то безымянный предмет.
И колокол глухо бьет в помещении Ллойда.
Иосиф Бродский[48]
* * *
«Два года каникул». — Расчеты горного инженера Бадуро. — Мир вверх дном. — Любовь артиллериста. — Приключения акробатов и обезьяны за полярным кругом. — Любовь небесная и любовь земная. — Воспоминания о «золотом веке». — Долгий путь в Пекин. — Кавалер ордена Почетного легиона. — Литературные обиды. — Мишель. — Снова Мишель. — Сорт орехов, которые нравятся неграм. — Стандарт-Айленд. — Музыкальные концерты на стальном острове. — Статья Мэри А. Бэллок. — «Бедный Пим… Нельзя забывать о бедном Пиме…» — Магнитная скала на Южном полюсе. — Спор сумасшедших: Эжен Тюрпен и Тома Рок. — Статья Герберта Уэллса. — «Завещание чудака». — Дело Дрейфуса. — Споры с Мишелем. — Фурьерист Кауджер. — Суета сует и всяческая суета. — Деревня говорящих обезьян. — Окончательное решение Робура-завоевателя. — Страсти по золотому болиду. — История человеческой цивилизации. — Драма в Лифляндии. — Смерть Жюля Верна. — Посмертные романы. — Мишель: Последний Мститель
Африканские работорговцы переловлены (не все, к сожалению), Гражданская война в США закончилась (правда, большой вопрос: заканчиваются ли вообще гражданские войны?), отношения с пруссаками несколько смягчились, каждый день в жизнь вторгаются необыкновенные (иногда пугающие) новинки науки и техники…
Но стоит ли строить иллюзии? Пока жив человек, будет томить его это темное доисторическое желание — иметь рабов или самому оставаться рабом.
Роман Гарриет Бичер-Стоу «Хижина дяди Тома» тоже ведь вызвал неоднозначную реакцию. Ну да, рабство губит душу Но ведь как по-разному могут относиться к этому явлению разные по характеру люди! Мистер Шелби — гуманно. Собственно, он продает дядю Тома только потому, что должен заплатить долги, как когда-то Робинзон продал мальчика Ксу-ри. Либеральный мистер Сен-Клер освобождает дядю Тома потому, что так хотела его умирающая дочь Евангелина. А вот жестокий плантатор Легри, не задумываясь, приказывает запороть дядю Тома до смерти, чтобы другим впредь было неповадно думать о свободе…
